– Красиво, – сказал я. И несколько раз про себя повторил, наслаждаясь мысленно словом – илиунурии, илиунурии...
Вошли в лес. Да, это, пожалуй, был все же больше лес, чем сад. Но лес необычный. Тополя, дубы, клены, березы и другие лесные деревья цвели, подобно яблоням и сливам. Стройные красавицы березы стояли в белых цветках, словно абрикосы. Могучие тополя были усеяны фиолетовыми цветами. Дубы полыхали ярким красным цветом, а на кленах был небесно синий наряд.
Не меньше цветов поразила величественная царственность деревьев. Их непорочность. Каждое дерево было глубоко неповторимым, наделенным душой (еще пару дней назад я бы подверг сильному сомнению мысль о наличии у деревьев души). Казалось, что каждое дерево внимательно и с интересом наблюдает за нами.
– Как в раю, – сказал отец Иван. Его голос мелодично зазвенел среди деревьев, как это было и в лесу у реки; но только теперь деревья откликнулось на слова, повторили их по-своему.
– С юных лет мечтаю попасть в рай, – продолжил отец Иван и вдруг весело рассмеялся. Засмеялся и я. А вместе с нами засмеялся весь лес.
Пестрый остановился:
– Я счастлив, что вы смеетесь, друзья-человеки, – сказал он. – Оставьте свою тревогу и страхи. Отдыхайте.
– Да, – согласился отец Иван. – Пожалуй, меня впервые за долгое время покинула тревога. Беспокойные мысли… Как будет, так будет. На Все Воля Божья. Но скажи честно, друг Пестрый, это рай, или еще нет? Ну, может не сам еще рай, а его самая окраинка? Место, где материальные предметы освящены, но еще не перешли в чисто духовные понятия. Или что-то в этом роде. Вот… Так это рай, или нет?
– Рай-у, – удивился Пестрый, – что такое рай-у?
– Место, где благие видят Воскресшего лицом к лицу, – пояснил Капитан. – Благословленная земля.
– Тогда здесь не рай-у, – сказал Пестрый, – это за морем. А здесь… понимаю, этот мир кажется благим, в сравнении с вашим. Так потому, что мы меньше вас склонны ко злу. Да, мы тоже, бывает, спорим. И даже иногда не узнаем друг друга. Но мы никогда не копим друг на друга злобу. Не убиваем и не пытаем. Еще, мы медлительней вас. Мы дольше живем и гораздо лучше помним. Мы никогда не забываем о мире за морем. А здесь мы лишь пытаемся воссоздать это воспоминание. Но это всего лишь отражение этого, как ты сказал, друг, рай-у.
– Пусть будет отражение, – согласился отец Иван. – Уже одно отражение рая, много больше того, что мы заслуживаем. Так, Дима?
Я молча кивнул головой.
Ужин со стражами
Дорога привела нас к небольшому пруду с фонтаном. Фонтан бил прямо из огромного цветка иллиунурии, искусно вырезанного из полупрозрачного темно-зеленого камня. От пруда, веером, расходились и сходились многочисленные тропинки. Вдоль тропинок росли очень необычные кусты; каким-то непонятным образом они становились скамейками, куполообразными навесами и беседками. А потом обратно кустами.
Сразу за фонтаном была просторная поляна; на ее противоположной стороне виднелось странное здание. По фасаду оно напоминало небольшой средневековый замок, с многочисленными башенками и куполками. За башенками и куполами возвышался гигантский сферический купол, серебристый и полупрозрачный, как арка, сквозь которую мы шли. Над куполом вращалось огромное «веретено», бесшумно разбрызгивая ослепительные солнечные «зайчики».
Между зданием и фонтаном мы столкнулись со стражами. Увидев нас, стражи почти бегом устремились к нам.
– Фью-ию! – громко воскликнул высокий, как Белодрев, страж в таком же, как и у Белодрева одеянии, только серебристого цвета.
Я сразу мысленно окрестил его Серебряным.
Серебряный первым добежал до нас и низко поклонился. У него была длинная серебристая борода, причудливые брови – тонкие, изогнутые, идущие чуть ли не вокруг глаз, как очки. И прищуренные, смеющиеся глаза.
– Приветствую вас, друзья-человеки, наконец-то вы у нас, – сказал нам Серебряный приятным, вполне человеческим голосом.
А потом обратился к Пестрому, уже на своем, «птичьем» наречии. Пестрый что-то быстро «прощебетал» в ответ. Они обнялись. Серебряный пожал руку каждому из нас, каждого приветствуя. Ладонь у него была сухая, твердая и горячая.
– Здравствуй, друг Капитан. Рад тебя видеть снова у нас… Здравствуй, служитель Кон-Аз-у..., друг Иван… Здравствуй, друг служителя Кон-Аз-у… и наш друг, Дима, – обратился он ко мне. – А меня зовите, да, как и назвали, Серебряный, – и он захохотал.
– А вот ее зовите… – обратился он к подошедшей следом за ним женщине.
Я и отец Иван вытаращили глаза. Мы впервые видели стража женского пола. Женщина страж почти ничем не отличалась от обычных земных дам. Пожалуй, она была даже ближе к людям, чем Пестрый, Серебряный, Белодрев и Клен (чертами лица). Если б только не ее большой рост. Перед нами стояла очень высокая, величественная дама, вся в белом. Больше всего она напоминала игуменью, только что без креста и четок. Лицо у нее было смуглое и немного печальное. Глаза большие, внимательные, но тоже, как бы немного с грустинкой.
– Да, как вы и подумали, – воскликнул Серебряный после короткой паузы, – Игуменья.
Он снова рассмеялся.
– У вас дар, друзья-человеки, давать имена. Чудесно, – страж хлопнул в ладоши.
– Вы все шутите, – сказала подошедшая женщина низким грудным голосом. И назвала Серебряного по-птичьи. Потом окинула нас внимательным взглядом. Ее взгляд был одновременно скорбным и солнечным, цепким и в тоже время нежным.
– Друзья-человеки очень устали, – сказала она после небольшой паузы. – Они шли к нам из страны, где жизнь не так проста, как у нас… А Вы все шутите…
– Ну, точно, Игуменья, – всплеснул руками Серебряный.
Подошли остальные стражи. Среди них я тут же узнал Клена и Белодрева. С Кленом и Белодревом мы здоровались, словно со старыми друзьями. Следующий страж был очень похож на Пестрого. В точно таком же балахоне, с точно такими же чертами лица, как и Пестрый. Разве что немного ниже ростом, с огненной шевелюрой на голове и выразительными зелеными глазами.
– Вот мой брат! – закричал Пестрый. – Мы с ним часто спорим, как я и рассказывал. Хоть он и мой брат… да, так и зовите его, Брат!
– Хорошо, – с легкостью согласился брат Пестрого, – буду Братом. Только ты мне уже проспорил последний спор. Ты говорил, что друзей из мира человеков будет два, а их три! Три!
– Что я говорил, – сказал Пестрый, – уже начинает спорить.
– Тут не о чем спорить, – обратился к ним Белодрев. – Ясно одно, чем больше будет у нас друзей из мира человеков, тем лучше будет нашему народу…
Последний из встречающих нас стражей также оказался женщиной. Полной противоположностью Игуменье – легкое, порхающее, беззаботное создание в нелепом, трудноописуемом синем одеянии.
Внезапно я сообразил, на что похоже ее одеяние – на цветок иллиунурии.
– Легкая, – шепнул на ухо мне и Капитану отец Иван. Мы согласились.
– Легкая, – повторила женщина-страж в синем. И засмеялась.
– Легкая, – сказала она еще раз, как бы наслаждаясь словом.
– Легкая – повторил стоящий по окраинам поляны лес.
А внезапно налетевший ветерок, принес легчайший запах иллиунурий.
– Да будет так, – сказал Серебряный. – Но Игуменья права. Вы, действительно, устали, проделав большой путь к нам. Идемте. Вот ваш дом, – Серебряный показал на здание с серебристым куполом и огромным «веретеном»:
– Омоетесь, отдохнете. А потом вместе покушаем и поговорим. Много поговорим. Все обсудим…
***
Комната, в которой мы оставили наши рюкзаки, в первый момент напомнила мне нечто вроде номера люкс, виденного в фильмах. Бросилось в глаза огромное, чуть ли не во всю стену окно. Окно давало ощущение простора и света. Дальше прекращались все сходства не только с номером люкс, но и с любым человеческим жилищем.
Недалеко от окна и прямо на полу росла какая-то зелень – цветы, кусты и даже небольшие деревца. За всей этой зеленью, буквально под окном, текла небольшая речушка. Через нее даже перекинули миниатюрный деревянный мостик. Речка появлялась непонятно откуда, казалось, что прямо со стены – и также уходила в стену.