— А мне, — равнодушно ответил бывший капитан, — лучше моего кинжала ничего не надо.
— Дело привычки, — сказал Патриарх.
И два бандита пожали друг другу руки.
Патриарх сел на свою тележку, а Николя Бютен зашагал через виноградники к Ла Бому. По дороге он думал:
"Ясное дело, Патриарх прав. Раз у господина Феро сто тысяч франков при себе, а мне он их не отдает — значит, готовит западню. Нет, тут долго думать нечего! Он сам виноват! "
Потом ему пришла в голову новая мысль:
"Но про меня ведь знают не только советник с племянником, а еще и моя свояченица. От нее-то как избавиться?"
И, подходя к дому, Николя Бютен обдумывал, как бы услать завтра из дома не только свояченицу, но и жену заодно.
"Если я их тут буду видеть, — размышлял он, — у меня, пожалуй, в последний момент духу не хватит. А на гильотину я не хочу".
XXI
Еще до полуночи Николя Бютен вернулся в Ла Бом.
Жена и свояченица его спать еще не ложились.
— Ох, — сказала Алиса, — а я уж беспокоиться начала.
— А что такое? — ответил Николя с улыбкой.
— Да как что — после вчерашнего-то, знаешь…
— Мало ли что вчера было, — сказал он, крепко обнял жену, поцеловал в лоб и продолжал: — Вчера на меня помраченье нашло, а сегодня рассудок вернулся. Долго я думал — и кое-что решил.
— Решил? — удивленно посмотрела на него мадам Бютен.
Он украдкой взглянул на мизе Борель, и взгляд его говорил: теперь мы с вами заодно, поддержите меня.
— Да что же вообще с тобой приключилось, милый? — спросила мадам Бютен.
— Я скрыл от твоей родни и от тебя свое настоящее имя.
Мадам Бютен и так мало что понимала, а тут прямо остолбенела.
— Так ведь без настоящего имени…
— Не обвенчают, хочешь сказать? Так, да не так. Я в Индии переменил имя, и англичане мне выдали настоящие документы на новое.
— Ничего не понимаю, милый…
— Так слушай, — печально сказал он. — В моей семье случилось когда-то большое несчастье…
— Ах, батюшки!
— Отец мой был в заговоре против императора и пал жертвой верности делу законного короля. Отца моего, — сказал он глухо, — звали капитан Фосийон, и ему отрубили голову на гильотине.
Мадам Бютен вскрикнула.
— Я любил тебя, — продолжал ее муж, — я умер бы с горя, если бы ты мне отказала. Поэтому я взял другое имя. Но тут началась моя пытка: я все время боялся, как бы ты не узнала правду. Этот мерзавец Рабурден так долго торчал тут потому, что он знал мою тайну.
— Ах, негодяй!
— А когда он уходил, — сказал Николя Бютен, — поведал ее одному из здешних.
— Боже мой! — прошептала молодая супруга и закрыла лицо руками.
— Вот тут-то я и решился, — закончил речь Николя. — Решил во всем тебе открыться.
Мадам Бютен бросилась мужу на шею:
— Ничего, ничего! Преступление твоего отца не постыдное; только душегубов да грабителей эшафот позорит. Милый мой, я люблю тебя! Какой ты дурачок, что сразу мне все не сказал!
Николя Бютен расцеловал жену.
— Все равно, — сказал он, — вы обе должны понять: оставаться тут я не хочу. Сейчас я от господина Феро; когда-то он требовал смерти для моего отца, но он славный человек и возместил моей бедной матери и бедной сестре то зло, что причинил от имени закона. Теперь господин Феро согласился купить у меня этот дом.
— Правда? — сказала мадам Бютен.
— И вот что я еще решил: вы с сестрой завтра утром отсюда уедете.
— В Сен-Максимен?
— Да.
— Без тебя?
— А я тут задержусь на пару дней, пока составят купчую.
— А мне больше ничего и не надо — только бы уехать отсюда, — сказала мадам Бютен. — Уж так плохо мне тут было в последние дни!
И она опять расцеловала мужа.
— Ну что, решено? — спросил он. — Едете завтра?
— Как скажешь, так и будет!
— Конечно, едем, — сказала мизе Борель.
Зять поглядел на нее, как бы говоря: "Ну что, довольны вы?"
* * *
И в самом деле на другое утро Николя Бютен проводил жену и свояченицу до парома Мирабо.
— Вы что, уезжать отсюда собрались? — спросил его Симон.
— Да нет, — ответил он, — дамы едут к родным на недельку, а я остаюсь. Мне вино в бутылки надо разливать.
Пока мадам Бютен махала на прощанье платком мужу, стоявшему на берегу и глядевшему вслед парому, Симон думал про себя:
"Чую, что он хочет бежать. Только я сейчас явлюсь в Ла Пулардьер. Господин Феро велел мне рассказывать, что случилось — вот теперь и не скажет, что я самое главное проморгал".
А Николя Бютен, когда паром пересек Дюрансу, шел домой с такой мыслью:
"И нужно же было бедняге советнику лезть в мои дела!"
Он вдруг рассмеялся тем зловещим смехом, которым смеялся в славные дни черного братства.
XXII
Вечером, часов в шесть вечера, незадолго до захода солнца перевозчик с парома Мирабо Симон Барталэ, как и собирался, пришел в Ла Пулардьер.
Господин Феро с племянником гуляли по саду и разговаривали.
— А! — воскликнул советник, увидев паромщика. — Верно, Симон пришел нам рассказать какие-то новости.
— И правда есть новости, господин советник, — откликнулся Симон, — а то бы я не пришел.
— Ну что ж, мы слушаем.
— Мадам Бютен с сестрой сегодня утром уехали.
Советник насторожился и спросил:
— А тот?
— Тот остался, но рано утром сегодня, я думаю, тоже скроется.
— Так!
— А если и среди ночи сбежит, — сказал Симон, — то я не удивлюсь.
Господин Феро посмотрел на племянника:
— Раз женщины уехали, — сказал он, — у меня прямо камень с души свалился.
— Неужели? — не понял господин де Сен-Совер.
— Да, мне было очень жаль бедную мадам Бютен. А теперь, когда ее нет в Ла Бом — мы можем приступать к делу.
— Я готов, — ответил господин де Сен-Совер.
Господин Феро обратился к Симону:
— Расписание почтовых карет не изменилось?
— Нет, сударь.
— Карета на низ по-прежнему идет около четырех утра?
— По-прежнему.
— Если он уезжает, — продолжал советник, — то, верно, как раз в это время.
— Должно быть, так, — сказал Симон.
— Стало быть, у нас есть время принять наши меры.
Он опять обратился к племяннику:
— Друг мой, выпишите-ка ордер на арест Леопольда Фосийона.
— Прямо сейчас? — спросил господин де Сен-Совер. — Но следователь из Марселя, которого я просил приступить к розыскам Рабурдена, мне еще не отвечал.
— Это так, но не забывайте, друг мой, — возразил господин Феро, — что в подписи Фосийона буква "д" и росчерк удивительно похожи на то загадочное "д" с росчерком, которое вы обнаружили в гостиничных книгах Тулона и Оллиуля.
— Это так, дядюшка.
— Если у следствия есть хоть малейшие сомнения, они должны тотчас же разрешиться, — продолжал господин Феро. — Если Николя Бютен, в чем я сомневаюсь, докажет свою невиновность, его отпустят.
— И тут вы правы, — сказал господин де Сен-Совер.
— Так что иди и напиши записку бригадиру жандармерии в Пейроле, — продолжал господин Феро. — Или нет: пойдем вместе, я тебе ее продиктую.
Господин Феро с племянником пошли к дому, Симон вслед за ними.
Там господин Феро продиктовал такое письмо:
"Бригадир,
По получении сего берите трех жандармов и садитесь на коней. Отправляйтесь на паром Мирабо. Там оставьте двух людей с приказом остаться на ночь в доме паромщика и арестовать человека, которого он им укажет. Сами с третьим жандармом, переехав Дюрансу, явитесь в Ла Пулардьер к господину Феро, где нахожусь я, и поступайте в мое распоряжение.
Судебный следователь Сен-Совер".
Господин Феро отдал это письмо Симону.
— Сделай так, — сказал он, — чтобы бригадир из Пейроля был здесь нынче же вечером.