- А еще что вы помните?
- Последние слова мамы. Она несколько раз сказала: "Спасибо тебе, Галочка". И каждый раз все тише и тише. Потом еще попросила беречь отца.
- А потом что было?
- Потом она затихла.
- А вы?
- Кажется, задремала. Это был не сон, а какое-то забытье. Я сидела и думала, что все правильно, что так лучше, что она уже больше не могла. И еще помню, чутко прислушивалась к ее дыханию...
- А где был шприц?
- Ну что вам дался этот шприц? У меня в руке.
- Значит, вы так и не выпускали все время?
- Да. И когда я упала ей на грудь, он тоже был у меня в руке. Вбежала Надя, и первое, что она сделала, - отобрала у меня шприц.
Зазвонил телефон. Будалов попросил прощения и снял трубку.
- Слушаю вас... Здравствуйте, Вадим Петрович... Нет, сегодня у меня вечер занят. Давайте завтра утром, а? Ну, скажем, ровно в восемь... Хорошо, я буду ждать вас, Вадим Петрович. Всего хорошего.
Он положил трубку и вернулся к прерванному допросу.
- Вы не устали, Галина Тарасовна?
- Нет, нет.
- Тогда продолжим.
45
Передача отделения носила сугубо формальный характер: передавать, собственно говоря, было нечего, потому что материально ответственными людьми были старшая сестра и сестра-хозяйка. Андрей Григорьевич пригласил Шарыгина в ординаторскую и сказал очень просто, очень буднично, что отныне, согласно распоряжению главного врача, возглавлять отделение будет Вадим Петрович, и, предупреждая выражения сочувствия и другие проявления эмоций, добавил:
- Никаких возражений, никаких соболезнований, дорогой Вадим Петрович. Просто обстоятельства, как это у нас говорят, на данном отрезке времени сложились так, что вам нужно принять отделение. Старшей сестре я уже сказал, а ординаторам вы завтра сами все скажете.
Вадим Петрович все же заметил, что суматоха в связи со смертью Валентины Лукиничны уляжется и все будет по-прежнему.
- Возможно, - спокойно произнес Андрей Григорьевич, прощаясь. - Вполне возможно.
Он хотел поехать на рыбалку, но раздумал, решил просто побродить у реки где-нибудь за городом, где сохранились тихие места, первобытные пролески и нетронутые берега. Это было далеко, но если поехать третьим автобусом и сойти, не доезжая Чистой Криницы, потом пойти прямо к реке по узкой тропинке, через пойму, можно выйти к этим заветным местам.
До отхода автобуса было еще более двадцати минут. Багрий зашел в небольшое уютное кафе, расположенное неподалеку от автовокзала, взял чашку кофе и два пирожных. Глядя на пирожные, улыбнулся. Это у него еще со студенческих лет осталось: когда на душе досада, раскошелиться на пару пирожных. Что ж, сегодня - самое подходящее время полакомиться.
Потом он долго бродил вдоль реки, узнавая старые, знакомые еще с юношеских лет места и вспоминая, что с ними связано. Вот здесь он когда-то затопил чуть выше по течению полмешка жмыхов, привязанных к большому камню, и рыба долго жировала тут. Много дней подряд он возвращался отсюда с богатым уловом. А тут однажды ему удалось вытянуть на дорожку несколько больших щук. Одна и вовсе громадина, почти метр длиной. Едва вытащил: в сачок не умещалась. А тут вот они с Марией как-то наловили корзину крупных раков. И два голубых попались. Мария сказала, что это на счастье. Хорошо бы сейчас хотя бы одного голубого рака...
Он вернулся домой поздно вечером. Неторопливо открыл почтовый ящик, вынул пачку писем и газет. В квартире было тихо. Включил и тут же выключил радиоприемник. Потом сел за стол, взял письма, стал пересматривать. Это от Степанова. Когда он выписался? Неделю назад. Да, неделю назад. И это - от больного. А это откуда? Без марок. С квадратным штампиком: "Медицинский институт, кафедра патологической анатомии". Вскрыл конверт. Вынул сложенный вчетверо лист бумаги.
"Уважаемый Андрей Григорьевич! Я внимательно исследовала присланный Вами препарат. Это не рак, а доброкачественная опухоль типа..."
Дальше латынь: название опухоли и ее микроскопическая характеристика. Затем снова по-русски:
"Случай редкий. Микроскопическая картина таких опухолей действительно напоминает рак. Отсюда и ошибки. Иногда правильно поставить диагноз помогает клиника, но в вашем случае клиническая картина была запутана, потому что опухоль располагалась вблизи солнечного сплетения.
Препараты, если Вы позволите, я оставлю себе: такие опухоли - тема моей докторской диссертации. Надеюсь, Вам не нужно говорить, как дорог в таких случаях каждый препарат. И еще - попросите кого-нибудь снять копию с истории болезни Бунчужной и, пожалуйста, пришлите мне. Буду весьма обязана.
С глубоким уважением Шумилина".
Багрий снова, уже стараясь не спешить, прочитал письмо. Во рту пересохло. Сердце сначала замерло, потом забилось быстро, беспорядочно. И боль. У него такая боль - впервые, но он узнал эту боль. Нет, он не боялся смерти, но только не сейчас. Надо бы нитроглицерин. Позвонить на станцию "скорой помощи"? Нет.
Он подошел к буфету, налил рюмку коньяку и тут же, стоя у буфета, выпил. Прислушался. Боль медленно отступала, и страх прошел. Глянул в зеркало. Оттуда смотрел незнакомый старик с бледным, покрытым мелкими капельками пота лицом.
Ничего, это сейчас пройдет. Вздохнул с облегчением - прокатило. Вытер платком лицо, вернулся к столу. Опустился в кресло. Долго сидел в глубоком раздумье, потом снял трубку, набрал номер Гармаша. Услышал голос Сергея, поздоровался:
- Простите, что раньше не позвонил, я только что вошел в дом. Что у вас?
- Одну минуту, я только дверь прикрою. - Багрий слышал, как он положил на стол трубку, потом через некоторое время снова взял ее. Заговорил вполголоса: - Нам бы надо поговорить с вами, Андрей Григорьевич.
- Я могу прийти, - предложил Багрий.
- Ну зачем же на ночь глядя?..
- Может, вы перестанете деликатничать?
- Дело не в деликатности. Просто я не могу оставить Галину, а ваш приход сейчас...
- Как она?
- Лежит и молчит. Смотрит в потолок и молчит.
- Чем закончился разговор с Будаловым?
- Я же сказал, она молчит.
- А вы с Будаловым беседовали?
- Нет, но я беседовал с юристом из коллегии адвокатов. Он сказал, что хорошо бы иметь заключение психиатра.
- О невменяемости не может быть и речи, Сергей Романович.
- Дело не в этом. Он говорит, что очень важно собрать как можно больше смягчающих обстоятельств. И еще он придает большое значение выводу экспертизы, что Валентина Лукинична болела неизлечимой болезнью. Он сказал, что лучше всего строить защиту на этом.
- Вывод экспертов будет совсем другим. Я только что получил заключение профессора Шумилиной. Она пишет, что опухоль была доброкачественной.
- Профессор Шумилина?.. Опухоль была доброкачественной?.. Неужели ваша лаборатория могла так ошибиться? Будалов знает уже?
- Еще нет.
- Впрочем, какая разница. Что же нам теперь делать, Андрей Григорьевич?
- Спокойнее, Сергей Романович, спокойнее. И ни слова Галине пока.
- Галине?.. Одну минуточку, Андрей Григорьевич, я сейчас...
Снова стукнула положенная на стол трубка. Потом звук шагов, скрип двери. Через короткое время снова шаги, быстрые. Потом встревоженный голос:
- Она ушла... Кажется, она все слышала, Андрей Григорьевич. Простите, я попытаюсь догнать ее.
Он положил трубку на стол. Прошло несколько минут, прежде чем Багрий снова услышал голос Гармаша. Сергей сказал, что ему не удалось догнать Галину. Он только видел, как она остановила такси и уехала.
- Подождем немного, Сергей Романович, - предложил Багрий. - Она вернется.
Багрий уже давно выработал в себе привычку ничего не делать наспех. Когда впервые заметил за собой эту привычку, горько улыбнулся. Появилась осторожность и настороженность - старость подошла. Старость всегда осмотрительна и осторожна... Снова просмотрел письмо Шумилиной. Значит, еще одна ошибка. То, что без них не обойтись, он знал, но горечь от этого никогда не становилась меньше. Он всегда задумывался над тем, почему дал маху и что нужно было сделать, чтобы этого "маху" не произошло. Многие боятся ошибок, они хотели бы всегда и все делать наверняка, чтобы жизнь превратилась в лотерею без проигрыша. Но такого не бывает. Остап Филиппович всегда говорил, что в медицине, особенно в хирургии, одна ошибка учит больше, чем десять успешных операций. Но она учит далеко не каждого. Дурак всегда станет искать оправданий. Для него самое главное - обелить себя в глазах товарищей и своих собственных. Иной так входит в эту роль, что сам начинает верить в свою непогрешимость. А между тем нет ничего опаснее такого заблуждения. Ошибка - это всегда погрешность, которой могло бы и не быть, если бы... Вот это очень важное "если бы" и надо найти. Так в чем же его ошибка здесь?