Мы редко собирались в музыкальном салоне сразу после завтрака, но в этот раз наши брюхоноги сами понесли нас туда. И они не ошиблись. Пьяный Мичман сидел у камина и курил капитанскую трубку. Его длинные усы были откинуты за плечи, как антенны первого спутника. Под воздействием никотина мичман улетал в космос.
Сам Капитан Фридефикс сидел напротив и тоже курил трубку. Новую и ещё плохо обожжённую, отчего он морщился, но терпел. Старую трубку он только что подарил Мичману и одним этим превратил его в нормальную удобоваримую сущность. Мы полукругом расселись вокруг этой парочки и замерли, ожидая, что будет дальше.
— Приятно почувствовать себя снова морским коньком, — сказал Пьяный Мичман, выпуская клуб дыма.
— Да, — понимающе кивнул Капитан Фридефикс.
— Сейчас я чувствую огромное облегчение оттого, что моя прежняя мужская сущность, наконец-то, ко мне вернулась. Да-да, господа, — повернулся он к нам, поражённым произошедшей к нём переменой. — Меня ещё с первых лет во флоте напрягало то, что некоторые относились ко мне как к женщине. Признайтесь, что для любого военного моряка это не самая приятная новость. Но что тут поделаешь, когда у морских коньков беременными ходят мужчины. Разумеется, я старался скрывать своё положение. Я тоннами ел мучное и сладкое, я пил пиво и отрастил хороший пивной животик, я даже говорил, что готовлюсь сойти на берег и переквалифицироваться в начальника колбасного цеха. Да. А что? Конечно, живот не приговор. Приговор — это когда ты идёшь в гальюн по нужде, а обратно за тобой оттуда вываливается целый запасной экипаж твоего авианосца. Тысяча маленьких морских конят, и девать их совершенно некуда.
Мы это понимали. Мы сами умели производить детей, но, к счастью, не таскали их в себе в виде искупления за мужской грех. Некоторые, правда, тащили на себе весь дом, пусть даже многоэтажный и многоквартирный, однако и жили в таких раковинах исключительно в святом одиночестве.
— И вот однажды я решился, — продолжал разговаривать с нами мичман. — Я пошёл по врачам и попросил переделать меня в креветку. Креветок у нас на авианосцах в последнее время служило всё больше и больше, и одна была уже полным адмиралом…
Мы подозрительно скосились на нашего Полного Адмирала, но тот вовсе не походил на креветку. Для этого он был слишком мягок. Настолько мягок, что входил и выходил из своей палаты, даже не открывая дверь. Он втекал и вытекал через замочную скважину. И уж тем современным военно-морским дамам в их коротких хитиновых пиджачках и роговых телескопических мини-юбочках он был явно не конкурент.
— Мне предложили гормональную терапию и хирургическое вмешательство, — продолжил рассказывать свою историю Пьяный Мичман. — Вмешательство не мешало, потому что и мешать было нечему. Впрочем, и терапия ничего не добавила к моей внешности. Но что хуже всего, став креветкой, я уже не мог найти себе пару. Я даже поменял свой ник в социальных сетях и начал называть себя мичман Кроватка, в итоге же понял, что обречён на вечное фричество. И тогда я начал расстраиваться. Не в смысле, что меня стало трое. Нет, во мне по-прежнему оставалось двое, морской конёк и креветка, но эти две сущности никак не хотели сливаться в одну и, главное, каждый вечер они требовали третьего. Каждый вечер мы приглашали к себе кого-нибудь третьего, чтобы отдохнуть чисто на троих, с этого всё и началось. И закончилось. Потому что когда начались большие военно-морские учения и когда половина экипажа не смогла занять боевые посты по тревоге, ко мне в каюту ввалились сразу пять старших офицеров. Они скрутили меня, связали, а потом отвезли на берег. Вот так я здесь и оказался.
Пьяный Мичман затянулся остатками табака, потом выбил трубку о решётку камина и убрал её в свой карман. Капитан Фридефикс благосклонно за этим всем наблюдал. А мы с удовлетворением смотрели на капитана: он спас человека.
В тот день мы только об этом и говорили, а вечером снова собрались в музыкальном салоне. Нам не терпелось услышать, как прокомментирует эту историю капитан. И он не замедлил.
— История показательная, — начал Капитан Фридефикс. — Но это лишь подтверждает известную истину, что невозможно создать семью, если внутри её заранее не имеешь. И, кстати, если имеешь, то зачем тебе кто-то третий? В связи с этим мне опять вспоминается наш кузен Фригрек. Как вы помните, его друг профессор Юрий Иосифович Введенский-Ллевеллин, знаток древних языков, тоже оказался один. От него ушла жена, и наш кузен Фригрек посоветовал ему в качестве компенсации стать семейным психологом. Логика в этом есть. В отличие от абсолютного большинства специалистов по сохранению или восстановлению семейных отношений, такие отношения у профессора, как минимум, были.