Идеальная формула для нормального человека это цифры 3, 4 и 5. Во всех сочетаниях. А их только шесть:
Самый красивый, но не самый богатый и не очень умный
Самый красивый, но не самый умный и не очень богатый
Самый богатый, но не самый красивый и не очень умный
Самый богатый, но не самый умный и не очень красивый
Самый умный, но не самый красивый и не очень богатый
Самый умный, но не самый богатый и не очень красивый —
все прекрасные рабочие варианты.
Дисклеймер: При написании данного материала сказка про Иванушку-дурачка не пострадала.
Едва Капитан Фридефикс закончил говорить, как Пьяный Мичман вдруг встал и возбуждённо прошёлся по комнате. Дойдя до большого барабана, он ударил по нему колотушкой. БУМ-М!!! Потом он попробовал ещё несколько инструментов. Их у нас было много, хватило бы на целый оркестр, и нам пришлось подождать, пока мичман успокоится.
— Всегда так, — наконец, объяснился мичман, возвращаясь к камину. — Все морские коньки-кобылы мечтают об идеальном мужчине, но потом обязательно в нём разочаровываются. Пусть ты даже начнёшь рожать вместо них детей, реально рожать детей, но они всё равно останутся чем-то недовольны.
Мы не спорили. Мы лишь спросили капитана, а что с той женщиной Ирой, которая так нравилась профессору. Она так и не объявилась?
— Объявилась, — вздохнул Капитан Фридефикс. — И какое-то время они даже снова общались, но потом Ира задала ему вопрос. Не вопрос даже, а подала капризную реплику. Мол, вот вы всё рассуждаете о мужчинах да о мужчинах, а что вы могли бы сказать о женщинах?
Профессор сильно озадачился. Ему-то казалось, что он и так говорил лишь о женщинах. Всё время о женщинах. И для женщин. Ни для кого другого. Однако вопрос был задан, и профессор понял, что должен отвечать. И он ответил. Привычка быть умным пересилила его желание нравиться. И он произнёс три слова, которые никто и никогда не должен говорить женщине.
Секс, любовь и комфорт — вот эти три слова. Принцип невозможности 555 распространяется и на них. И тогда Ира улыбнулась. Она улыбнулась так, что профессор сразу всё понял. Они больше никогда не увидятся. Ни онлайн, ни офлайн.
Мы вздохнули. Всё это было очень грустно. А Пьяный Мичман даже заплакал. Капитан Фридефикс подал ему носовой платок. Мы тоже подали свои. Лишняя сырость действовала нам на нервы. Вскоре мы начали желать друг другу спокойной ночи и потихоньку расходиться. Напоследок кто-то из нас спросил капитана:
— Но чем же закончилась история с вашим кузеном Фригреком?
— Увы, — вздохнул капитан, — мы ведь тоже живые существа, и уксус для нас сильнейший яд. Это подтвердит вам любая рыба под маринадом.
ГЛОТОЧНЫЙ НЕРВ
Через несколько дней Пьяный Мичман уже был настолько здоров и настолько вернул свою мужскую сущность морского конька, что начал проявлять физическую активность. Довольно быстро установив, что не имеет никаких особых способностей к спокойному вечернему музицированию, он начал использовал музыкальные инструменты в качестве спортивных снарядов. Его активные тренировки быстро привели руководство нашего Дома отдыха к отчаянной мысли пристроить к зданию спортзал, однако поблизости, к сожалению, не нашлось даже крошечного кусочка лишней суши, а вышедшие на помощь геологи утонули в болоте вместе с теодолитом. Решено было подождать до повторного внедрения в практику строительства антригравитационных фундаментов. Это когда тяжёлое здание просто плавает над землёй за счёт антигравитации. Последний раз данная технология применялась при строительстве антигравитационной плотины на реке Потонах, однако плотина улетела, и её до сих пор не смогли сдёрнуть с орбиты даже самыми мощными космическими буксирами.
Из-за отсутствия спортзала Пьяный Мичман установил футбольные ворота прямо в музыкальном салоне и однажды встретил нас песней:
Ну-ка, слизни, больше жизни!
Часовыми вы встали у ворот.
— Быстро! Быстро! — командовал он, выстраивая из нас стенку перед воротами. — Буду пробивать штрафной.
В воротах стоял Капитан Фридефикс и курил трубку. Справа от него находился микрофонная стойка, слева — штатив для фотоаппарата.
Мяч был настоящий, футбольный. Он попал в стенку, в ту её часть, которую представлял Червячный Привод и нечаянно разорвал его на две части. Это было прискорбно. Мы ведь даже толком не знали, что это было за существо, привод, живое оно или нет и, вообще, из какой кротовой норы вылезло. Мы знали только то, что он был доставлен сюда раньше нас и что всё последнее время был целым. Лично мы никогда им не интересовались, он нами тоже. Зато теперь у нас было целых два червячных привода, и это, в конечном итоге, заставило всех задуматься.