Капитан Фридефикс хотел сделать последнюю затяжку, однако в его короткой курительной трубке послышался только свист. Пустой, сиплый и какой-то невыразимо грустный. Нам тоже стало грустно. А Пьяный Мичман даже отвернулся: не о такой музыке он мечтал.
— На этом, пожалуй, всё, — сказал капитан, вертя в руках трубку, как будто впервые её увидел.— Кстати, вы должны знать, на Земле так разумно устроена жизнь, что рано или поздно курить там бросают все.
КРАСНАЯ БАРХАТНАЯ ПОДУШЕЧКА
Обычно в нашем музыкальном салоне собиралась одна и та же компания. Другие обитатели дома заходили, попробовали на звук, вкус и запах различные музыкальные инструменты и тут же уходили. Из них некоторые были даже званы, но оставались лишь избранные. Наша компания очень редко менялась. После Пьяного Мичмана мы какое-то время отказывались пополнять свой дружный коллектив, тем более что количество стульев было ограничено, и даже если бы их приносили из палат, то камин, вокруг которого мы сидели, размером больше не становился. Однако Большая Резиновая Галоша опрокинула все наши прежние представления о радушии и гостеприимстве.
Поначалу мы возмущались её поведением, а Капитан Фридефикс посвятил даже целый вечер чтению лекции о том, как ведут себя на Земле те люди, которые полагают себя аристократами в семи поколениях. Нам было интересно узнать, что у земных джентльменов, так сказать, не принято ругаться. Самым грубым словом, которое могут исторгнуть их уста, является bloody. Так же и в единственном числе. Верный признак того, что кровь в самом деле голубая.
Конечно, Большую Резиновую Галошу можно было и пожалеть. Её родиной была очень редкая галактика Настурция, которую вскоре поглотил Львиный Зев, и с тех пор несчастные настурчане неприкаянно скитались по Вселенной, и никто не хотел их у себя принимать. Правда, галоши никого и не спрашивали. Однажды ты находил какую-то из них лежащей у себя дома на коврике, и она вдруг хватала тебя за ногу. Вернее, ты случайно в неё вступал, а она пыталась на тебя надеться.
Наша Большая Резиновая Галоша, по сути, занималась именно этим. Днём она просто валялась на кровати в палате, откровенно бездельничала и подло зевала, затем, где-то после полдника, начинала выползать в коридор, а после ужина уже поджидала нас в музыкальном салоне. Её галошный размер не имел никакого значения. Она была впору на любую ногу, от подагрической ступни Полного Адмирала до деревянной култышки нашего Старого Одноногого Пирата с легендарного шлюпа «Апчхи!», о котором мы расскажем чуть позже. Да, култышка пирата имела средь нас самый маленький размер, а самый большой имели все мы, когда мы все вместе забирались в эту галошу, как в чёрный просмоленный вельбот, и во все свои лужёные глотки горланили любимые моряцкие песни. Галоша обеспечивала нам желанную сухость, и это нас с нею примиряло.
Капитан Фридефикс поначалу ревновал. Его угнетала мысль, что мы теперь стали собираться в музыкальном салоне совсем не для того, чтобы послушать его, капитана, истории, а по прямому назначению всех этих салонов, то есть чтобы на чём-нибудь поиграть или просто попеть, как хором, так и в одиночку, но хором всё-таки лучше, потому что галоша принимала в себя не только всех, но и всё — вплоть до комнатного рояля.
Капитан даже несколько заводил речь, что вот, к примеру, на Земле, лишь одни неоперившиеся юнцы, выпускники частных учебных заведений, бывает, ведут себя столь же глупо. После выпуска из своих закрытых школ и пансионатов, после своих престижных университетов они приходят в свои закрытые клубы для джентльменов и там-то уже отпускают все вожжи. Там-то они вдоволь накачиваются алкоголем, рассказывают неприличные анекдоты, несдержанно хохочут, ползают по полу на карачках, скачут верхом друг на друге, играют в шахматы с выбиванием фигур кием, равно как и в покер на щелбаны, но всё же их любимое развлечение, это когда они украдут напудренный парик их чопорного привратника, бывшего королевского йомена, и прыгают по паркету в его галошах, как в ластах, а привратник с плачем пытается их отобрать, потому что ему не в чем идти домой. Ибо так должны вести себя в клубах все, кто недоиграл в детстве в свои детские игры или кто не имел возможности вдоволь попридуряться в юности. Впрочем, джентльмены, всем этим переболевшие, конечно, так себя не ведут. Они солидно рассаживаются вокруг камина и вежливо выслушивают мудрые повествования других джентльменов.