Но тогда все эти разговоры были в теории.
–Иди, – вдруг сказала Лизавет, – иди отсюда.
Мэри вздрогнула, ей показалось, что сестра бредит. Такое бывало с нею уже один раз, в рождественское утро, когда Лизавет вдруг впала в полубредовое состояние, затряслась, и начала выкрикивать что-то несвязное. Оказалось тогда, что у неё был жар, неужели опять?
Мэри потянулась ко лбу сестры, но Лизавет отпихнула её руку неожиданно сильно:
–Иди отсюда…
Лизавет не хотела причинять Мэри боль, и поэтому предпочла выгнать её. она понимала, даже в мигрени понимала, что Мэри ужасно страдает от того, что видит её страдания и ничем не может помочь. а ведь Мэри может быть счастлива, если просто уйдет отсюда. Молодость позволяет легко забыть о многом, стереть и привнести покой, и веру в приближающуюся Португалию.
Интересно, скоро ли конец плавания? И какая она – Португалия?
***
А ведь девчонка была права насчёт чаек. За это Делмар возненавидел и её. Негоже сухопутным знать такое!
–А ведь чайка тогда и впрямь не села, – хмуро сказал Андреа, когда Делмар во время обхода палубы встретился с ним. – Не села, капитан. Мы ждали её.
Делмар поморщился. Андреа был прав. Примета говорила, что на каждый корабль, который хочет вернуться домой в целости и сохранности, должна сесть чайка. В день того выхода «Скитальца»– уже не первого, они ждали её необычайно долго. Ни запах рыбы, ни любопытство не привлекли птицу в этот раз. Делмар волновался – море было совсем близко, а его вынуждали ждать какие-то условности и традиции! Разве это дело? Суставы ломило, а он знал – спасение близко. Голова почти ясная, но не совсем – море близко, но он не в нём. Томительное ожидание было худшей пыткой и Делмар объявил:
–Снимаемся!
И не слушал своей удивлённой команды. Кто-то из матросов осенял себя крестным знаменем, кто-то тёр в руках горсть морской соли – на удачу, кто-то бережно упрятал локон любимой в медальон на груди и принялись, наконец, за работу.
Тогда и случилось.
Море взбунтовалось, встретило их бешенством, но Делмара это не встревожило. Он думал, что хорошо знает море, и сумеет его победить – смешная мысль смешного человека. Море явилось раньше людского рода, и именно в него уйдёт людской род.
Бешено плескали волны, хлестали борта «Скитальца», пена дыбилась, ветер буйствовал, и вдруг всё замерло. Как было – пена застыла, волна, недолетевшая до борта, остановилась, и стих ветер, накренивший до этого парусные крепежи…
–Дьявол! – ругнулся Делмар, неосторожно ругнулся, надо сказать. Но даже он такое видел впервые.
–Почти, – согласился мягкий голос за его спиной и Делмар в ужасе, которого прежде не знал, обернулся на этот голос. Команда – в таком же бешеном испуге, пригвожденная ужасом к палубе, забывшая слова молитв и брань, стояла, глядя, как и Делмар, на высокую фигуру в тёмном плаще, стоявшую перед ними. Лица было не видно, но из капюшона светились ярким голубым светом огоньки–глаза.
–Боже! Боже, защити нас, грешных! – взвыл один из матросов, преодолев неожиданно ужас. он был неграмотен и, откровенно говоря, слаб умом. Но даже его умишка хватило, чтобы понять – фигура из пустоты на корабле – явно не к хорошей вести.
Матрос бросился к борту, рассчитывая умереть сиюминутно в страшной морской пучине, но море швырнуло его обратно на палубу, недовольное таким самоуправством. Фигура в плаще тихо засмеялась. С неба лил дождь, но он больше не касался ни корабля, ни перепуганных, застывших перед неизведанным явлением людей, ни фигуру. Капли словно бы огибали их по невидимому куполу, а волны держали без всякого усилия «Скитальца», и даже ветер, явно бунтовавших, лютовавший в самых верхних парусах, был им теперь неслышен…
–Что ты за напасть? – Делмар обрёл голос. от фигуры веяло убийственным, смертельным холодом, но кто-то должен был заговорить.
–Я не напасть, – возразила фигура холодно и насмешливо. – Я – Дух морей, властитель гиблых душ моряков и прочее, прочее.
–И что тебе надо? – поинтересовался Делмар. Он решил, что если есть диалог, а не мгновенная смерть, значит, можно договориться о чём-то.
–Мне? – фигура удивилась. – Души. Море состоит из них, кипит ими, плачет их слезами.
–Наши души? – спросил Делмар, неожиданно успокоившись. Мысль о том, чтобы навечно слиться с морем вдруг не показалась ему страшной.
–Я со сделкой, – вдруг призналась фигура. – С хорошей сделкой.
Они все любили море. Делмар больше всех. а ещё все хотели жить. И все согласились, даже богобоязненный юнга, не понюхавший ни разу пороха, и не знавший ещё запаха трюмной гнили, плача, согласился.