Зловещая подозрительность в человеческом глазе сменилась любопытством, смертельная угроза взорвалась вдруг радостью. Птица! Это всего лишь скворец! Глупая птица, которая часто становится жертвой чрезмерного любопытства, вложенного в нее матушкой природой. Никакой это не враг. Не преследователь. Птица. Милая, теплая, чудесное существо, единственный его союзник, заговорщик. Ага! Подожди! Сообщник? Заговорщик? Зловеще-черная птица с языком, словно у бабки-сплетницы. Единственный живой свидетель, а они ему не нужны. Рука, державшая пистолет, выползла из кармана, Ярема схватил палку, швырнул в скворца. Попал! Скворец перевернулся набок, закрыл черное колечко глаза мягким морщинистым веком. Ярема бросился к птичке, сграбастал ее, готов был задушить сразу же, но от прикосновения к мягкому, сухо шелестящему перу, от тепла в руках опомнился.
Подул на скворца, пока тот мигнул черным бриллиантиком, погладил ему перья, осторожно придерживая, чтобы не придавить своими короткими неуклюжими пальцами. Стоял некоторое время, задумчиво смотрел вниз, пока не вспыхнули то в одном, то в другом месте огни. Его преследователи разводили костры. Отгораживались потрескивающей заслонкой желтого огня от черной влажности ночи, от испуга.
Ярема криво улыбнулся. Боятся. Неизвестность всегда страшна и неопределенна. Никто из них не знает, где враг, зато он, Ярема, видит каждого, он знает свои дорога и он пойдет по ним твердо и непоколебимо.
Спокойно пошел вдоль потока по склону, нацеливаясь на один из костров. Шел и гладил теплого скворца.
12.Полковник Нелютов ни перед кем не хвастался, что владеет даром физиономиста, но когда увидел перед собой задержанного немецкого туриста, чуть было не воскликнул: это же самое лицо видел он совсем недавно! Водянистые глаза, обрюзгшие щеки, искривленные в равнодушном пренебрежении губы. Доктор из бандеровской троицы, сфотографированный когда-то британским корреспондентом в Бескидах!
Полковник с огромным трудом удержался от искушения сразу же приняться расспрашивать туриста, чтобы убедиться в своих предположениях. Хорошо понимал, что преждевременно может спугнуть птичку, что, не имея в руках доказательств, все равно не заставит доктора открыться. Поэтому Нелютов позвонил в штаб, велел прислать людей, которые отконвоировали бы задержанного. Заодно он просил, чтобы по пути на заставу заехали к нему домой и взяли газету, которая у него лежит в определенном месте.
Ходил по двору заставы, нервно курил: капитану, рвавшемуся в горы, велел подождать, пока не отправит немца в отряд, даже накричал на Шопота, когда тот принялся доказывать, что его место там, где поиск.
— Не учите меня, где ваше место!
Невидимый аноним стоял за плечами у полковника, сочувственно вздыхал: «А что я говорил? Разве не предупреждал вас? Вам было известно еще месяц назад: на участке заставы капитана Шопота могут пройти враги...» А будь оно все проклято японским богом! Такое глупое совпадение!
Полковник резко передернул плечами, словно хотел прогнать анонима, но тот шел за ним неотступно и все нашептывал, нашептывал...
Приехал из штаба офицер, вручил полковнику переданную из дома газету. Нелютов чуть не бегом бросился в канцелярию заставы, развернул на столе газету, посмотрел. Доктор стоял между двумя бандеровцами, тот самый доктор, который сейчас на заставе. Ну, наконец мы узнаем имя этой птицы, хотя джентльмены из британской газеты и скрывали его так тщательно!
Полковник позвал капитана Шопота, велел привести доктора. Привели, он стал у порога, снова начал возмущаться по поводу нарушения прав свободного человека, европейца...
— Вы знали куренного Грома? — быстро спросил его Нелютов.
— Не понимаю вас, — пренебрежительно взглянул на него Кемпер.
— Так, так... А капеллана Прирву, бандеровского священника, Прирву знали?
— Еще раз повторяю, не понимаю вас, — сказал обиженно Кемпер, пошевелил пальцами, словно хотел стряхнуть подозрение, которое могло к ним пристать. — Надеюсь, это не имеет отношения к моему... задержанию?
Чуть было не произнес «аресту», но сдержался, еще надеялся на чудо, еще не верил в полнейший провал, хотя и похолодело все внутри: «О ужас, они все знают! От них не укрылось ничего! Они следят за мною уже двадцать лет!.. Они знают, видно, и о концлагере...» Удачливый «колобок» наконец попался. Бежал и от одних, и от других, батюня Отруба пропустил, пропустила учительница, поляки не поймали его, зато этот капитан с бровью, приподнятой, как курок револьвера, схватил его и теперь не отпустит, теперь конец.
— Просил бы вас не шантажировать меня, — твердо сказал Кемпер, — и дать мне возможность встретиться с ответственными государственными работниками, вашими, и... — он сделал для большей весомости паузу, — работниками посольства Федеративной Республики Германии.
— Вам будет предоставлена такая возможность, — спокойно сказал Нелютов, — я обещаю вам и гарантирую. Покамест же для завершения нашего знакомства не будете ли вы столь любезны посмотреть это фото?
— Меня в данную минуту не интересуют никакие фото, — отрезал доктор.
— Капитан, покажите, пожалуйста, господину доктору...
Шепот взял газету, окинул взглядом выцветшую фотографию, поднес ее Кемперу.
— Я протестую, — промямлил тот, не зная и сам, против чего, собственно, он протестует, ибо мог же не смотреть, мог отвернуться, закрыть глаза, мог, но не сделал этого, взглянул на фотографию, мгновенно узнал и себя, и куренного Грома, и «любимого пана Яра». Только дурак стал бы отпираться дальше. Доктор тотчас же сообразил, что у русских, кроме этого снимка, нет ничего, очевидно, они ведут картотеку всех, кто выступал вместе с бандеровцами, и он провалился не как шпион полковника Хепси и не как военный преступник, экстрадиции которого требуют поляки, а прежде всего как бывший сообщник бандеровцев. Не так уж и страшно, если бы к этому не добавились дополнительные обвинения в шпионаже. Но и это не так страшно, как поляки с их экстрадицией, трибуналом и непременным расстрелом, а то и виселицей.
— Что же, — сказал Кемпер, — я в самом деле вспоминаю этих господ... Но... один из них убит вашими... вашим пограничником... а другой... Другого я не видел более десяти лет... Кажется, он тоже на том свете. Линчеван солдатами за убийство американского майора. Вас удовлетворяют столь исчерпывающие данные?
— Покамест вполне, — сказал утомленно полковник Нелютов. — Уведите господина доктора.
Когда того вывели, капитан Шопот, не возвращая Нелютову газеты, сказал:
— Это он.
— Конечно же, он! Вы видели, как быстро сориентировался! Понял, что может заработать смягчение приговора...
— Я не о докторе.
— А о ком же?
— О священнике Прирве.
— А вы его откуда знаете? Тоже встречали, как вот сегодня доктора?
— Не знаю, возможно, и встречал. (Черное волосатое лицо, кричащий рот, огонь из рук, боль, потеря сознания... Когда это было? И с кем?) Не в этом дело... Уж очень он похож...
— На кого похож? Что за ребусы, капитан?
— На мою тещу... Те же глаза, нос, губы... Ярема Стиглый...
У полковника за плечами тихонько хихикал невидимый человечек: «Ну что, полковник Нелютов? Не я ли вам говорил?»
В комнату вошел дежурный, доложил полковнику:
— Группа старшины Буряченко нашла в горах вещи.
— Что за вещи?
— Одежда, брошенная нарушителем...
— Выходит, он бегает голенький?.. Может, утонул? Поедем туда, капитан... Отправляйте задержанного в штаб.
Собака нашла нейлоновую сумку с одеждой, когда уже смеркалось. Инструктор выпустил две ракеты: зеленую и белую. Группа старшины Буряченко без промедления бросилась туда. По рации Буряченко поддерживал связь с заставой и сразу же сообщил о находке.