Ниссе жил в зеленом предместье, в большом белом коттедже с установками для кондиционирования воздуха. На столе стоял роскошный ленч, но хотя на сладкое подали шоколадное мороженое, которое Суматоха любил больше всего на свете, он отказался от добавки, так ему не терпелось поскорее отправиться с Ниссе в город. Они выбежали на улицу, вскочили в первый попавшийся автобус и плюхнулись на сиденье между негром, игравшим на губной гармошке, и юным индейцем с попугаем, который без конца твердил: «Лорита, лорита, корре, корре!..» (Ниссе перевел: «Попугайчик, попугайчик, беги, беги!..») Суматоха тут же решил пополнить свой будущий зверинец попугаем. Нет, лучше взять двух, попугаев: вдвоем веселее, будут разговаривать друг с другом. Испанский одолели, научатся и по-шведски. Здесь грезы Суматохи были грубо развеяны — автобус так резко затормозил, что он упал вперед. Шофер выскочил из кабины и принялся честить водителя такси, и тот не остался в долгу.
— Пошли, выйдем, — сказал Ниссе, — теперь они надолго завелись.
Улица, где остановился автобус, была настоящим торговым центром. В каждом доме — магазин. Мало того, вдоль тротуаров стояло множество ларьков. А те, кому было не по карману платить за помещение или ларек, разложили свой товар прямо на тротуаре. Почему-то преобладали соломенные шляпы и белые пуговицы.
— Эти шляпы называются панамами, а сделаны они здесь, в Эквадоре, либо в городе Куэнка в Андах, либо в приморском селении Хипихапа, — рассказал Ниссе. — Большинство шляп вывозят в Панаму, там, на канале, ловкие торговцы выгодно продают их пассажирам проходящих судов. Вот и стали шляпы называть панамами. Здесь, в Эквадоре, страшно злятся из-за этого.
— Эти торговцы ничего не смыслят в рекламе, — решил Суматоха. — Согласись, Хипихапа звучит куда лише, чем Панама.
Белые пуговицы тоже были экспортным товаром. Их делали из твердой, как слоновая кость, скорлупы орехов тагуа, которые растут на пальмах. За очередным ларьком друзья увидели витрину, полную книг и почтовых марок.
— Гляди, видишь эту серию? Я ее давно ищу, и стоит только сто двадцать сукрес, — радостно выпалил Ниссе, показывая на кляссер в левой части витрины.
Марки изображали всего лишь какого-то лысого вояку в роскошном мундире, и Суматоха не мог понять, что за охота Ниссе выбрасывать деньги на такую ерунду. К тому же его в эту минуту гораздо больше заинтересовали яркие фрукты в ларьке по соседству. И пока Ниссе занимался марками, он решил поближе познакомиться с плодами.
Продавец, смахивающий на злодея из ковбойского фильма, сделал рукой щедрый жест:
— Анноно, чиримоя, хобо, мамеи, нисперо, фрутиета, манго, капули, наранхилья о платано.
— Тутти фрутти, — недолго думая ответил Суматоха и протянул одну из бумажек, которые ему дал дядя Ролле.
Продавец отлично понял его «испанский» и нагромоздил на прилавке целую гору плодов, да еще, к удивлению Суматохи, дал сдачу — полную горсть монет. К счастью, Ниссе вышел из филателистической лавки и помог ему тащить огромную ношу.
Суматоха прямо на ходу начал пробовать все подряд, стараясь запомнить причудливые названия. Только он поднес ко рту смахивающий на огромную сливу желтый плод манго, как Ниссе остановил его:
— Осторожно! Знаешь, какой он сочный: только укусишь — брызги во все стороны. Я столько пятен насажал себе на одежду, что мама велела: как захочу манго, чтобы раздевался голый и садился в ванну. И этих вот, сине-зеленых, берегись, у них тоже сок жутко пачкает.
Суматоха послушался совета, хотя в душе был уверен, что неудачи Ниссе объясняются его неосторожностью, а он, Суматоха, запросто управился бы со всеми плодами, не посадив ни одного пятна. Ладно, зачем рисковать. Родители Ниссе столько для него сделали, не стоит их огорчать.
Довольно скоро ему надоело таскать с собой то, что они не доели. В это время друзья вышли на грязную, немощеную улицу. Здесь не было никаких ларьков, сплошь тянулись глинобитные домики без окон да сарайчики из ржавой жести, в которых, должно быть, царила страшная жара. У всех прохожих был грязный, голодный и жалкий вид, и Суматоха отдал фрукты мальчику в рваных штанишках, на которых было столько пятен, что одним больше, одним меньше — роли не играло. Тотчас сбежалось не меньше десятка таких же голодных и нищих ребятишек. Они наперебой протягивали грязные руки, прося денег. Суматоха разделил между ними всю мелочь, и Ниссе проследил, чтобы никто не был обижен. Не успели они сделать нескольких шагов, как их окружила еще более многочисленная гурьба. Ребята старались перекричать друг друга, некоторые дергали Ниссе и Суматоху за штаны и рубаху. Как их не пожалеть… Но у Суматохи не было больше мелочи, осталась одна бумажка, и он отдал ее одному мальчику, попросив Ниссе, чтобы он велел ему разменять деньги и поделиться с остальными.