Вот почему он с радостью принимал каждого капитана дальнего плавания, посещавшего его солидный, тяжеловесный, заставленный книгами и атласами кабинет. Он был рад, когда в июньский день пришел к нему командир «Рюрика». Он узнал о путешествии русских в те времена, когда Крузенштерн еще только покупал у него карты для предстоящего «покушения» на Северо-Западный проход.
Хозяин откинулся в глубоком кресле и внимательно слушал гостя.
Лейтенант рассказывал о своих тихоокеанских изысканиях:
— Я расположил путь в Камчатку так, чтобы пересечь северную часть цепи Мульгравовых островов. Они ведь совсем не исследованы, и я надеялся уделить им некоторое время. К сожалению, на том месте, где они обозначены на вашей карте, сэр, расстилается море без всяких признаков земной тверди.
Арроусмит огорченно развел руками:
— Может быть, очень может быть. Я обозначил их по сведениям шкиперов. Купеческим же капитанам, как небезосновательно замечают в нашем Адмиралтействе, особенно верить не приходится. Коронные капитаны, как правило, добросовестнее.
Они еще долго говорили об открытиях Коцебу, и Арроусмит заверил командира «Рюрика», что будет с нетерпением ожидать публикации его карт и журналов.
Потом они прошли в столовую, украшенную всего лишь одним, но зато великолепным морским пейзажем молодого Тернера, и старик картограф рассказал Коцебу об отправлении двух полярных экспедиций.
— Прошло уже почти два месяца, как они покинули Темзу. Будем надеяться, что они решат великий вопрос, — сказал Арроусмит, наполняя рюмку Коцебу.
Так в доме английского географа услышал русский капитан о продолжателях своего дела. В этот июньский день впервые услышал он и имя своего сверстника Джона Франклина, судьба которого всю жизнь будет привлекать его и волновать.
Распрощавшись с Арроусмитом, Коцебу отправился в Портсмут. Вскоре «Рюрик» ушел к берегам родины.
На двухмачтовом бриге царило возбужденное, приподнятое, праздничное настроение. «Домой, домой», — пел ветер; «домой, домой», — шумели волны; «домой, домой», — вторили сердца. И потому всё, что разворачивалось перед взором мореходов в последние дни плавания — и зеленые берега Балтики, и Королевский фарватер Копенгагенского рейда, и встречные суда, и башни маяков, — все это отмечалось в их сознании мимолетно, вызывая лишь одну мысль: до Петербурга осталось столько-то миль, до Петербурга осталось еще столько-то…
«Домой, домой», — пел ветер, «домой, домой», — шумели волны… На очень дальнем расстоянии четко означился в белесом небе высокий шпиль Ревельской церкви Олай-Кирха. Ближе мягко и тускло блеснули другие колокольни, крытые свинцовыми листами. Еще ближе — насупленные крепостные стены и кущи загородных садов. Ревель, родной Ревель… Капитан, волнуясь, отер лоб.
А несколько дней спустя, 3 августа 1818 года, невская вода приняла бриг, киль которого касался трех океанов. Петербург наплывал на молчаливых людей, столпившихся на палубе «Рюрика». Город был омыт недавним ливнем, кровли его блестели. Наступил последний час кругосветного плавания, час, полный непередаваемого значения и торжественности.
С правого борта уже тянулись дома Английской набережной. Послышалась команда, и якорь бухнул в Неву. Мачты брига отражались в окнах румянцевского дома, в комнатах которого было задумано кругосветное плавание «Рюрика».
Коцебу уехал в эстонскую деревню. Матросов распределили по флотским экипажам. Все разлетелись…
Стародавняя деревенская тишь окутала капитана. Стояла пора, когда все в природе приходит в какое-то необыкновенное равновесие, пора завершающегося лета и первых, крадущихся шагов осени; пора глубокой, всегда удивительной синевы неба и первого лесного багреца. Спокойствие убранных полей, голосистое пение петухов на зорях и сытое вечернее мычание коров, скрип колодезного ворота, разговоры об урожае, зимних запасах, дровах, — все это неспешное, чистое, знакомое, мирное… Коцебу отдыхал.
Но отдых не был забвением всего и вся. Капитан продолжал размышлять над тем, что задумал еще в каюте «Рюрика». Нет, думалось ему, негоже одним лишь англичанам продолжать поиски Северо-Западного прохода. Теперь, когда российский флот возобновил дальние плавания, можно попытать его силы на двух одновременных богатырских походах. И капитан сел за письменный стол. Он начал писать «Краткое обозрение предполагаемой экспедиции».
Коцебу писал, что русские корабли, совершив полукругосветное плавание, придут к Гавайским островам. Там, на островах архипелага, команды починят суда и пополнят трюмы. Потом корабли лягут на разные курсы. Первый корабль пойдет к Берингову проливу, постарается продвинуться дальше «Рюрика» и оставить за кормой рубеж Джемса Кука. Этому кораблю, ежели Нептун будет милостив, посчастливится открыть тихоокеанское начало Северо-Западного прохода. На большее, на сквозное плавание из океана в океан пока рассчитывать рано.