А в начале следующего, восемьсот сорок шестого года Коцебу уже не поднимался с постели. Он не хотел обманываться: его час пробил… И, может быть, последней его радостью была та лондонская газета от 27 октября, в которой он нашел выдержку из вахтенного журнала китобойного судна «Принц Уэльский».
Китобои встретили «Эребус» и «Террор» спустя двенадцать дней после ухода кораблей Франклина от островов Диско и Китового, у бухты Мелвилл в Баффиновом заливе.
«Обе корабельные команды здоровы и в прекрасном расположении духа, — писал шкипер. — Намереваются закончить экспедицию своевременно».
Коцебу глубоко вздохнул, вытянулся и закрыл запавшие, окруженные синевой глаза.
Он умер 3 февраля. День был солнечный, безмолвный, сверкающий снегами, с холодным, стального отлива, безжалостным небом.
Джейн Франклин получила мужнино письмо-дневник, получила и рисунки, сделанные веселым Фицджемсом и бравым лейтенантом Гори. Она прочитала и сообщение шкипера «Принца Уэльского» и бережно спрятала газету в ту же шкатулку, где хранила письма и рисунки.
Джейн с дочерью жили теперь в доме на Бедфордской площади. Не было ни зим, ни лет — было ожидание. И они ждали…
Прошел год, другой. Когда же и третий год не принес ничего, страшная тревога сжала их души. Все чаще являлось Джейн видение: Джон с томом Шекспира на диване и она, набрасывающая на мужа морскую куртку. «О Джейн! Что ты сделала?» — слышалось ей в безмолвии дома на Бедфордской площади.
Долго длилось это гнетущее молчание. Цепенило оно душу, и некуда было скрыться от него. Ужасное подозрение овладело ветеранами-полярниками. Встречаясь с Джейн, они отводили глаза. Джейн зябко передергивала плечами, умоляюще всматриваясь в седовласых моряков.
Ее тревога перешла в отчаяние. Она предложила свои сбережения, все свое имущество для отправки спасательной партии. Она обивала пороги Адмиралтейства. Адмиралтейские лорды либо избегали встреч с нею, либо отмалчивались, заверяя Джейн, что торопливость пока что неуместна.
Наконец друзья Франклина, родственники пропавших без вести, многие моряки, простые люди Англии потребовали от правительства решительных, безотлагательных мер.
Высшие морские чины, столь скоропалительные, когда дело касалось посылки военной эскадры к берегам какой-нибудь колонии или страны, противящейся политике Великобритании, чины эти зашевелились, и пошла писать канцелярская машина; со скрипом, с частыми задержками и ведомственными спорами началось снаряжение поисковых экспедиций.
Первым отправился Джемс Росс. Ричардсон и доктор Рэ уехали в Канаду. Келлетт поплыл из Тихого океана в Берингов пролив. В восемьсот пятидесятом году оставила Англию еще одна экспедиция…
Медленно тянулись годы. Голова Джейн Франклин поседела.
Но Арктика безмолвствовала.
Спасательные партии решали большие географические задачи, выказывали истинное мужество, терпели и холод и голод, но не разгадывали страшную загадку.
«О сэре Джоне Франклине нет никаких известий, — писала лондонская газета «Дейли Ньюс». — Последняя надежда к отысканию его или одного из его товарищей исчезла; невероятно даже, чтобы останки их когда-либо были открыты… Все замолкло, все покрыто непроницаемым мраком. Участь этих храбрый людей, погибших во славу науки, навсегда останется тайной».
Однако постепенно, усилиями многих и многих путешественников, бескорыстно рисковавших собой для того, чтобы узнать о судьбе экипажей «Эребуса» и «Террора», о судьбе старого сэра Джона, постепенно жуткая картина гибели экспедиции все же выступила из полярного мрака.
Согласно адмиралтейской инструкции, Джон Франклин должен был сам выбрать путь: или проливом Веллингтона, или к западу от острова Норт-Сомерсет.
Сперва Джон Франклин пытался пройти проливом Веллингтона, но, когда ледяные баррикады встали по курсу его кораблей, он отправился на юг, между островами Батерст и Корнуоллис. Путь был выбран верно, и это уже было важным открытием.
Первая зимовка — с 1845 года на 1846-й — застигла моряков на плоском безжизненном берегу острова Бичи. Перенесли они ее сносно, хотя провизия, поставленная на корабли неким купцом Голднером, не отличавшимся, как все купцы, особой совестливостью, начала портиться.
Весной, едва разжались ледяные тиски, «Эребус» и «Террор» вновь подняли паруса, а из их труб повалил черный каменноугольный дым. На острове Бичи остались могилы нескольких матросов, умерших, по-видимому, от цинги.