- Братцы, я знаю своего брата больше и лучше, чем кого бы то ни было. Мне порой трудно поверить в пропавшие неизвестно куда головы, мне трудно поверить в записки, оставленные неизвестно кем и неизвестно зачем... Мне во многое трудно поверить, пока не увижу и не проверю, но своему брату я верю. Самогон Ильи - нормальный самогон. И я, и Илья перед вами. Мы в порядке. Я не знаю, как можно вляпаться во столько неприятностей за столь короткое время, но Эдик доказал, что это возможно. А ещё он утверждает, что знает, кто ворует головы у мертвецов. Окажись кто другой на его месте здесь, я вряд ли смог бы понять, о чём идёт речь, но я ещё раз повторюсь, я знаю Эдика как самого себя, и если он сказал, что знает, значит, он действительно что-то знает. Давайте послушаем.
Тит без лишних раздумий достал блокнот, слегка послюнявил отточенный грифель карандаша, Дмитрий окинул взором бойцов, уселся на стол лицом к Эдику.
И Эд рассказал. Рассказал подробно в деталях о Водяном, о приключении в Кунсткамере, о чудовищных существах, атаковавших их, и, конечно же, о маленьком всаднике и движимых неведомой мистической силой манекенах. Советы Водяного, его преображение, необъяснимое существование параллельного измерения, бытия без времени, без забот, без эмоций, без чувств. Только сейчас Эд понял, что эмоции, чувства, страх там испытывали только они с Андреем. «Бытие без свободной воли, без человечности», - пришло ему в голову. Только мысль, свободная, независимая, всепоглощающая, управляющая и порабощающая мысль. Мысль, возведённая в абсолют, некогда питаемая чувствами, теперь управляющая и повелевающая телами и объектами вне тел, вне объектов, вне человеческого понимания. Мысль – разум, мысль – творец, мысль – разрушитель, мысль – венец! Одним - лавровый, и терновый - глупцам. Глупцам, познавшим истину. Мысль – палач, мысль – утешитель, мысль – конец! И лишь для глупцов - бесконечность!
«Ими движет любовь от ненависти к человеку, мной же - ненависть от любви…» Подобное не только притягивает, но и порождает подобное.
Чувства порождают чувства, трансформируются. Любовь от ненависти - ненависть. Избалованная, изнеженная, холёная страстью, но всё же - ненависть.
От любви до ненависти шаг?
Возвышенное – любовь, шагнув в пропасть – ненависть, летит, падает, погибает. Погибшая любовь всё равно ведь любовь.
Ненависть от любви – любовь. Искалеченная, изуродованная, но всё же - любовь.
От ненависти до любви шаг?
«Всё двойственно до примитивизма». И если есть где-то минус, значит, где-то есть плюс. Какой силе они служат? Для кого строят свой загадочный мир? И, главное, зачем?
Бесплодный мир уже сам по себе абсурд. Тогда в чём смысл? Месть человечеству? Поддержание баланса? Зачем? В угоду кому? Энергии питают излучатель, излучатель питает воплощения энергий, питающих его, но кто продолжает питать энергии? Неужели человек? Человек питает энергии, стремящиеся его уничтожить? Продолжает питать? Ненависть никогда не станет любовью, процесс необратим. Ненависть множится. Человек убивает сам себя. Продолжает убивать.
Два Джокера – Водяной, Кунст. Два игрока внутри игры. Две силы вне мастей, вне правил. Любовь и ненависть – два чувства, правящие миром. Два значения одного аркана. Два полюса одной силы. Антагонисты?
Кто сказал, что двойственность не бесконечна? И если есть баланс, то есть и мерило. И если мерило в одной руке, то в другой, полагаю, обязательно должен быть меч.
Илья слушал, раскрыв рот, его большие глаза округлились от удивления настолько, что казалось, вот-вот выпрыгнут из глазниц. Не обращая ни на кого внимания, он всецело погрузился в рассказ Эда. Профессор же скептически поглядывал то на Дмитрия, то на Эдика, с лёгкой усмешкой пытаясь что-то сказать, но всё время сдерживался и лишь многозначительно покашливал и время от времени недовольно кряхтел.
Роман с Алексеем часто переглядывались. Неправдоподобность и мистицизм истории, откровенно говоря, не внушали им доверия. Они часто посматривали то на реакцию профессора, то на серьёзную, увлечённую физиономию Ильи. И лишь Сергей, периодически слюнявя грифель своего остро отточенного карандаша, записывал что-то в блокнот. Эдик окончил рассказ, Андрей пробормотал что-то невнятное и негромко рассмеялся. В канцелярию вошли Миленький и Сашка Косой.
- Ну, что же, есть над чем подумать, - подытожил Дмитрий, жестом приглашая вошедших к столу.
Косого посадили напротив Тита, Миленький втиснулся между Ильёй и Лёхой, Дмитрий же расположился прямо на столе возле брата.