- Ну-с, присядем на дорожку, - с трудом скрывая волнение, выдавил мичман.
В воцарившейся на какое-то время тишине суетливо затопало время ''тик-тик, тик-тик, тик-тик'', откуда-то издали донеслось глухое закрытие шлюза. Семенящие вразнобой шаги, приближаясь и накатывая волной, словно вспугнули время. Тиканье стихло, часы, затаившись, умолкли.
- Где Борис? - спросил Тит. До сего момента ему вообще было не до него. Всем было не до него.
- Не знаю, - невозмутимо ответил мичман. - Ушёл ещё вечером. Обещал вернуться.
Топот приближался. Мичман грузно встал, подошёл к письменному столу, достал из выдвижного ящика кортик и с торжественным видом вручил его Дмитрию:
- Вот! Пользуйся! Вернёшь потом!
- А если...
- Вернёшь, я сказал! Или я тебя из-под земли достану.
Дмитрий и Тит переглянулись, после чего все присутствующие, не в силах сдержаться, сорвались на громкий пронзительный хохот. Мичман вручил Дмитрию кортик и, смутившись, смахнул так некстати набежавшую слезу. Друзья обнялись.
Едкий металлический скрип, оповестил об открытии двери. Хриплые старые петли кряхтели от износа, невзирая на смазку. В дверной проем вошёл Серёга-электрик, за ним Виталий с Викторией и Лёха с Миленьким.
- Ну-с, господа, пора! - скомандовал Дмитрий, окинул взором кабинет мичмана и принялся осматривать вновь прибывших. - Порядок? - обратился он к Виктории, видя её испуг.
- П-порядок, - ответила рыжая.
- Ну, тогда вперёд!
Глава 53. Единственный выстрел.
Огромная треугольная ванна с восьмидюймовой кормовой пробоиной, казалось, вросла в пол. Среди груд навалов от разбитой стены и гор хлама Борис обосновал снайперскую позицию. Ванну он перевернул. У всех дверных и оконных проемов, у всех щелей и пробоин в стенах он обильно полил смесью краски с ацетоном. Дабы не привлечь излишнего внимания вечно голодных обитателей города, забрался под прочный панцирь, в пробоину выставил ствол винтовки и бережно уложил цевье на мешочек с землёй. Поезд как на ладони, двести метров, не больше. Он настроил прицел, активировал химреактив и подложил его под себя. Поджав ноги и расположившись на левом боку, Борис принялся ждать.
Больше суток он выбирал себе место. И вот удача. Ванна надёжно скрывала стрелка. Резкий запах краски маскировал присутствие человека, и лишь обмотанный мешковиной ствол неподвижно глядел в сторону железной дороги. Конечно же, будь разведчики Алексеева рядом, они тотчас бы обнаружили позицию, но сейчас Борис опасался гораздо более свирепых созданий.
Он знал, что Виктория решила уехать, а значит, он вычеркнут, окончательно вычеркнут - отвержен. Жаль, что всё так... Очень жаль.
Яркое низкое солнце залило пространство, заполнило ясностью, да, именно ясностью, искрящейся молчаливой ясностью, словно чашу. Поглаживая крышу состава, мазнуло оно позолоченной кистью, разлив обжигающий ослепительный блеск. Живой рыжий блеск. И завистливое воронье оскорблённо притихло, и бугры слизистых тел будто замерли меж кладок икры, и неведомых тварей хищные взоры померкли в скрывающей их тьме бездонных окон. И один среди них, сквозь горбатые линзы стекла... Стоял средь бескрайнего рыжего поля, а она, удаляясь, всё шла и шла, держа за руку не его. Другого. И они удалялись, лишь крохотной, едва различимой точкой в уголке прицела он видел свою боль. Ни ада, ни рая теперь не хотел он. Ни с нею, ни без неё... Без неё.
Волнение трясло, поджатые ноги начинали отекать. Под скрывающим панцирем ванны, ровно так же, как в сомнениях терзалась в его молодом неопытном теле душа, ужом извивался он сам.
"Убить, его нужно убить!" - голосом старика несколько раз отозвалось в голове. "Не со мной", - констатировал внутренний голос. "Ни с кем! - вдруг ворвалось по-змеиному шипящее, чужое. - Ни с кем!" И пластилиновая мерзкая рожа с выскаленными кривыми зубами вдруг пыхнула в памяти. Пыхнула, зажглась, растаяла. И обжигающий воск сомнений безжалостно упал на нежное тело обиды. Защемило в груди, спёрло, сдавило.