Мичман схватил лежащий под ногами обрез двустволки, профессор потянулся за ТТ, а Борис снял с предохранителя свой АК.
- Саныч, у тебя кто-то был? – Алексей, настороженно прикрывая лицо от слепящего мерцания горелок, попытался всмотреться в темноту, направив луч фонаря.
- В том-то и дело, что нет.
- Смотрите! Смотрите! – крикнул Борис, подталкивая профессора. - Смотрите, люди.
- Какие люди? – вскочил мичман, вскинул обрез.
- Они идут, - сидящий в носу лодки Борис обернулся.
- А ну, пригнись! – скомандовал мичман, после последовало два глухих ружейных выстрела, поочерёдно «бах!», «бах!» - Мать твою, там же глубина! – его левая рука откинула полу бушлата, нащупала под ним патронташ и ловкие пальцы привычным движением выдернули из него два патрона.
- Они по воде идут! – испуганно крикнул Борис.
- Стой, Саныч! – вдруг вскочил Лёха, останавливая уже заряжающего свою «пушку» мичмана. - Поверни лодку бортом!
Мичман бросил под ноги уже заряженный обрез, схватил шест и с силой оттолкнул лодку, та, словно игрушечная, развернулась. Он застопорил её вращение очередным приёмом с шестом и снова схватился за обрез. Все четверо приготовились встречать незваных гостей. Теперь свет носового фонаря не мешал обзору, да и стрелять теперь можно было со всех стволов, без опаски повредить своих.
- Подпустим поближе, - зло прищурившись, пробурчал мичман, осторожно протирая глаз от так некстати набежавшей чернильной струйки, внезапно скатившейся с мохнатой брови.
В предвкушении очередной дозы адреналина профессор плотно прижался щекой к прикладу автомата, его цепкий взор будто прилип к двум приближающимся силуэтам. Прицельная планка безжалостно подводила финальную черту. Ещё немного и… Палец нежно коснулся спускового крючка.
- Их двое, - шепнул Алексей.
Лавина шаров уже ушла достаточно далеко. «Странно, что шары их не испугались», - подумал профессор и только сейчас он заметил, что приближающиеся силуэты идут без света. Фёдор Иванович хотел об этом сказать, но…
- Не стреляйте! – пронзительный крик Бориса застал его врасплох, профессор инстинктивно нажал на спусковой крючок и нечаянно произвёл выстрел. За плевком Калашникова сразу же последовало два ружейных хлопка – мичман тоже не сдержался. Он бросил гневный взгляд на Бориса и даже успел импульсивно замахнуться на него обрезом, но Борис снова, что есть сил, закричал: - Не стреляйте! Там Дмитрий Семёнович!
- Где? – Алексей вскочил, неосторожно раскачивая лодку, опустил обрез мичмана, метнулся к Борису. - Где?
- Вон, - Борис указал слегка дрожащей от волнения рукой на приближающиеся силуэты, - тот, который ниже.
- Да что вы, грибов обожрались? – мичман очередной раз зарядил свой обрез, приподняв одну бровь, презрительно окинул взором Бориса с профессором.
- Я в него попал, - негромко сказал Фёдор Иванович. - Я не мог промахнуться.
- Никому не стрелять! – вдруг неожиданно скомандовал Алексей. Обернулся к мичману и повторил ещё раз. - Не стрелять!
Силуэты приближались, тот, что ниже ростом, чуть впереди, второй - на пару шагов сзади него. Периодически высокий догонял и они на какое-то время равнялись, после чего тот, что ниже, снова ускорялся и высокий отставал. Движения их были вполне естественны, без каких-либо странностей, внешний вид не вызывал никаких подозрений, если бы не одно но – тот, что ниже, был похож на Самарцева, необычайно поразительно похож… Несмело ступая и постоянно оборачиваясь, настороженно глядя по сторонам, он то ускорял шаг, то вовсе останавливался. Странность всему действу придавало и то, что вода под ногами идущих была будто стекло, отполированное, глянцевое, застывшее монолитно, недвижимо. Идущие словно шли по прочному льду или вовсе не касались воды. Поразительное сходство одного из них с Самарцевым сдерживало и вводило в оцепенение. Сталкеры замерли.
- Ничего не выйдет, - вдруг совсем рядом с лодкой раздался спокойный детский голос.
- Ты что, читаешь мысли? – спросил тот, что похож на Самарцева.
- Конечно. Это мой мир. Ты не сможешь меня ударить, - ответил невидимый ребёнок. На этот раз показалось, что он говорил прямо из лодки, слишком близко и слишком отчётливо. Между сталкеров пробежал холодок.
- Почему не смогу? – снова спросил двойник Самарцева.
Почему двойник? Да потому, что теперь, когда идущие приблизились к лодке на расстояние трёх-четырёх метров, стало отчётливо видно, что при всей внешней схожести он был немного ниже Дмитрия ростом, более плотно сложён и к тому же говорил неподдельным южнорусским говором. Мягкое приглушённое «гэ» вместо привычного твёрдого короткого питерского «гъ» цепляло слух.