- Тебе так красиво, - попытался сказать Борис, но почему-то запнулся, сражённый добродушным взглядом больших карих глаз. В Виктории с момента их последней встречи преобразилось всё. Казалось, она немного вытянулась, стала стройнее и выше, её милое чумазое лицо теперь было вымыто, на смену дикой испачканной грязью красоте пришла красота иная – беспощадная, благородная, божественная. Из-под длинных ресниц - волнующий взгляд, в каждом слове, в эмоции, в жесте - лишь нежность. Ничего более, чистая, концентрированная, всепоглощающая нежность. Борис забыл, что хотел сказать, попытался вспомнить, мысленно линчуя себя за растерянность, но тут же забыл уже не только то, что хотел сказать, но и то, как это делать. Язык в онемении прилип к нёбу, слегка приоткрывшись, застыл и рот. Временный паралич разбил Бориса бесшумным ударом. К влипшим в пол ногам добавилось забытье, взгляд словно сковало и отвело в сторону неведомой силой. Не смея взглянуть на Викторию, Борис забыл слова, буквы, звуки, забыл, как дышать. Его лицо застыло в глупой улыбке, а пульс беспощадно ударил в висках свою глухую давящую дробь. Не в силах совладать с собой, единственное, что он смог сделать, так это отвернуться и выйти. Ноги словно чугунные, лицо обдало жаром. Борис с трудом прошёл несколько метров и, ощутив лёгкое головокружение, остановился.
Запуская серо-голубые круги дыма, Алексей барахтался в болоте воспоминаний. Никогда, ни в той, ни в этой жизни, он и представить себе не пытался, что станет рисковать собственной жизнью для спасения какой-то девчонки. За боевых товарищей – да, за керосин – да, за еду – да, за табак, чёрт побери, - да. Но не за бабу. Нет-нет, Алексей был традиционной правильной ориентации – мужик, настоящий русский мужик. Крепкие мозолистые руки, несгибаемый характер, солдатская смекалка, огромный опыт и стальные яйца. Он не любил женщин как вид, как бесполезный, чужеродный вид. Несправедливость и цинизм в той жизни оставили неизгладимые шрамы на дубовой шкуре его самолюбия. Сколько он видел таких, ни на что непригодных существ, в чиновничьих кабинетах, в судах, в администрациях, при тепле, при комфорте, при власти. И всё им давалось легко с чьей-то щедрой воровитой руки, незаслуженно, несправедливо.
Он помнил себя в свои двадцать, молодого энергичного, отслужившего срочную, и как долго он не мог подписать свой контракт (близорук был малость). И как прапорщица с огромной квадратной жопой насмешливо советовала ему идти в народное хозяйство, не нужны, мол, такие в армии. Она – существо, не имеющее ни малейшего представления об армии, советовала ему! Ему - отдавшему два года жизни службе, прошедшему сквозь горнило дедовщины, уставщины и тоски по дому. Ему - человеку, готовому сражаться и умереть за Родину, подготовленному, закалённому, выносливому… А на что была способна она?
Он прекрасно помнил, как эти кабинетные крысы, под крепкий кофе и облегчённый «LM» несли свою службу, прям тащили, надрываясь в периодических «корпоративных» шалостях, когда он летал по нарядам, мёрз в автопарке, оживляя очередной убитый автохлам. Как росли они в званиях, получали надбавки, премии, когда он еле сводил концы с концами и ходил более десяти лет в одном и том же звании… России, как оказалось тогда, нужны были именно они – бесполезные, никчёмные, живущие за счёт государства. Ну, и где они сейчас? «Мир для всех одинаков, выживает сильнейший. И если не ты, то тебя!» Жизнь расставила всё по своим местам, но вот Лёха так и не ощутил вкуса справедливого удовлетворения.
В отношении баб Лёха был «пользователь», грубый эгоистичный «пользователь». Мир стал слишком прост, и если дают, то почему не взять? Не возьмёшь ты, возьмут другие. Они ведь теперь всем дают, всё справедливо и, главное, каждый имеет свою цену!
Еле слышно ступая, подошёл Борис, он тихонько сел рядом, глубоко вдохнул полной грудью. На его лице всё ещё красовалась глупая кривая улыбка, но глаза как-то растерянно бегали, словно искали, за что зацепиться, сконцентрироваться и отвлечься. Алексей уловил и это. Мощный удар ладонью прямо по макушке вернул Бориса в реальность.
- Ты идиот? – спросил Лёха. – Знаешь, почему Миленький лучше тебя?
Борис молчал. Ему порядком надоели придирки Алексея, но и возразить он не мог. Ему стало стыдно. Стыдно, что один только взгляд рыжей выбил его из колеи, выбил настолько, что теперь ему казалось, весь мир, каждая крыса, каждая тварь способна видеть его слабость и смущение. Он хотел убежать, улететь, уползти, лишь бы отсюда, лишь бы подальше. Понимание собственной внезапной слабости обрушилось на него всей своей непредсказуемой мощью. И Лёха, старый опытный Лёха, видел всё это дерьмо насквозь, его хитрый хищный глаз моментально уловил всю сокровенную суть.