- Хемсворт, акулья ты отрыжка! У тебя хобби такое – не давать мне спать?
- Курт! – заорал в трубку Крис. – Какого хера происходит? Я не могу связаться ни с Деканом, ни с адмиралом.
- Ты и не сможешь, балбес! – было слышно, как собеседник Криса сделал большой глоток, и майор не ошибся бы, если бы решил, что это было что-то горячительное.
- Почему? – не понял Хемсворт.
- По кочану! – разозлился Валландер. – Суд идет, еби твою через леер! Так они оба там — Бобби и Декан. Небось, поотнимали у них трубки то, чтобы не мешали звонками справедливому имперскому правосудию.
- Твою-то мать! – выругался Крис.
- Не надейся, померла старушка, – хмыкнул Валландер.
- Курт! Взрывчатка в метро! Нам нужны люди, чтобы отыскать все заряды. Я сейчас вызову еще четырех моих ребят к нам в тоннели, но этого мало.
- А я тебе где людей возьму? – хмыкнул Курт.
- Ну ты же Курт Валландер! – перешел к лести Хемсворт. – Чтобы ты, да чего-нибудь не придумал?
- Ты своим языком будешь кое-что кое-кому другому отлизывать! – не оценил стараний Криса Курт. – А мне не надо. Я подумаю, чем помочь. Видел я, кажись, три дня назад в одном заведении кое-кого из наших тральщиков. Раз в море мины искали, небось, и под землей найдут.
- Спасибо, Курт! – от души поблагодарил Крис.
- Спасибо не булькает, – и Валландер отключился.
Обнадеженный обещанием боцмана, Крис спустился в метро. Где уже Роджерс порадовал его тем, что они нашли ту самую ветку, которая должна привести их прямо к зданию дворца.
А после того, как прямо из метро обнаружился прямой вход в подземные помещения резиденции Джеффри Второго, Крис окончательно уверовал в то, что его любимая женщина Удача вновь развернулась к нему лицом.
План атаки был разработан солдатами Сопротивления еще накануне, и теперь в него оставалось включить только двух бойцов Империи.
Еще раз уточнив детали, Роджерс скомандовал:
- За Свободу и Справедливость!
И его солдаты, высадив металлическую решетку, закрывавшую дверь, ведущую из подвала дворца, побежали вверх по лестнице.
- За тебя, Том! – подумал про себя Крис, устремляясь вслед за ними.
Вспышки фотокамер ослепляли. Особенно после нескольких дней без солнечного света. Том улыбался до ломоты в скулах, старался не отворачиваться от прицелов объективов. И изо всех сил пытался не щуриться от вспышек. Пусть все видят — на сегодняшнем шоу Джеффри Второго может быть только одна звезда.
- Как ваше настоящее имя? – сунул ему под нос микрофон пронырливый папарацци.
Охрана попыталась оттолкнуть репортера, но Том успел ответить:
- Сослуживцы прозвали меня Гюрзой. Это имя подходит мне, не так ли?
- Вы признаете себя виновным в государственной измене? – еще один микрофон оказался возле его лица.
- Нет. Своим принципам — служению идеалам Сопротивления — я не изменял.
Больше никто не успел ни о чем спросить Тома. Дорога от автомобиля до входа во дворец заняла менее минуты.
В Большом парадном зале уже ждала публика. В глазах рябило от пышности мундиров, хрустальные люстры умножали блеск золота наград, сиял надраенный паркет, так же, как и снаружи дворца, навязчиво вспыхивали фотовспышки. Поистине, шоу должно было быть грандиозным.
Сам Император, одетый в парадный мундир, восседал на причудливо украшенном троне. Увидев это чудо дизайнерской мысли, Томас удивился — как это Его Величеству не жестко устраивать седалище на этой пыточной конструкции? Ну да о причудах Императора ходили легенды. Кто знает, может, заднице безумца нравится терпеть некоторые неудобства?
Самого Тома провели в специально сооруженную для судебного процесса клетку. Вспомнив о том, как почти что год назад такую вот точно клетку собрали для того, чтобы провести трибунал над Хемсвортом, Томас не удержался от грустной улыбки. Вряд ли ему будет даровано право на последнее желание. А так хотелось бы напоследок увидеть Криса. Еще раз утонуть в нежности ярко-голубых глаз. О том, чтобы почувствовать силу его объятий, Том и мечтать не мог. Смертникам объятья не положены.
Наручники с него не сняли. Они что, правда думают, что он сможет вырваться из клетки? Великий боже! После недели пыток Хиддлстон на ногах-то стоит только благодаря стимуляторам. Какой уж тут побег?
Стоя за прутьями решетки, Том оглядывал публику. Заметив в толпе коммандера Реннера, уважительно кивнул ему. Интересно, заставят ли Джереми выступать в качестве свидетеля обвинения?
Рядом с Деканом сидел адмирал Дауни. Герой Империи — он уж точно не будет выступать на стороне защиты.
Да и защиты, как таковой, не будет. Том сразу отказался от адвоката — он не собирался помогать Императору устроить этот фарс. Правосудия Тому не дождаться в любом случае, так зачем ему защитник?
За левым плечом Императора застыл Советник Миллер. Наклонившись, он что-то шепнул Джеффри, тот поднял руку, призывая к тишине. И начался процесс.
Том старался не вслушиваться в то, что говорил военный прокурор — он прекрасно знал, что тот перечисляет все его грехи перед Империей. В конце концов, все это правда — он действительно способствовал поражению армии Джеффри в этой войне.
Обвинение вызвало пару свидетелей — и Том не знал этих людей. Якобы, они работали в разведке. Но Хиддлстон мог бы поклясться, что никогда с ними не пересекался. Они что-то пробормотали о том, как они были слепы, что проморгали такого опасного врага, как Томас.
Как Том и ожидал, вызвали коммандера Реннера. И тот, стараясь не смотреть на Хиддлстона, подробно описал все, что случилось с ним и его подчиненными после того, как в их часть прибыл фальшивый подполковник. Том не мог на него сердиться. Реннер — пожалуй, единственный, перед кем он испытывал сейчас неловкость. Если бы судьба распорядилась иначе — с каким бы удовольствием он продолжал бы служить под началом Декана.
После были заслушаны показания еще каких-то армейских чинов. И снова Том не прислушивался к тому, что они говорят. Он просто скользил взглядом по нарядной толпе. О! Он знал, что камера фиксирует каждое движение его глаз. Пусть смотрят! Пусть видят, что ему плевать на них на всех и на каждого — за исключением пары человек.
Наконец — и он даже не сразу это понял — ему предоставили последнее слово.
Усмехнувшись, он попросил одного из конвойных поднять повыше поставленный рядом с решеткой микрофон.
- Кто-то, может быть, ждет от меня слов раскаяния? – улыбнулся обворожительно Хиддлстон. – Я раскаиваюсь только в том, что слишком поздно понял, кому на самом деле я должен был служить. И нет, это не Вы, Ваше Императорское Величество. Заканчивайте побыстрее этот Ваш фарс, не заставляйте палача ждать.
- Да и не будем! – встал с трона Джеффри, и вслед за ним поднялись со своих мест его подданные.
- Томас Уильям Хиддлстон, – негромко, так, чтобы заставить всех присутствующих прислушиваться к себе, начал зачитывать приговор Император, – вы признаетесь виновным в государственной измене и диверсионно-разведывательной работе в пользу противника. В соответствии с Уголовным Уложением Империи, за подобные преступления предусмотрена высшая мера наказания. Уложение позволяет Императору выбрать, каким образом вас казнят. Но я решил явить милость и позволить вам выбрать, каким именно образом вы покинете этот свет. Вы довольны?
- Более чем, Ваше Величество! – отвесил Томас Джеффри шутовской поклон.
- Итак? – с интересом посмотрел на него Император.
- Я солдат, Ваше Величество. Какая смерть может быть естественнее для солдата? Только смерть от пули.
- Прекрасно! – хлопнул в ладоши Джеффри. – Завтра на рассвете вас расстреляют. Каково будет ваше последнее желание?
Томас замер, не веря тому, что услышал? Неужели? Возможно ли, чтобы он в последний раз все-таки смог увидеть Криса? Сказать ему всего три слова. Три самых важных слова, которые не решился сказать, когда они были так счастливы в гостеприимном доме Джона Макмиллана.
- Так что же? – поторопил его Джеффри. – Поскорее решайте, вы утомили публику.