Я вырвал ему глаз. Волокнистая красная ткань обвивается вокруг зрительного нерва, и быстрым движением ножа я перерезаю сосуды. Затем я проделываю то же самое с другим глазом. Я держу их в своих кожаных перчатках, любуясь ими в тени.
Сосуды и нервы, свисающими с каждого из них, выглядят как обрывки водорослей, украшающие пляж. Даже после смерти он никогда больше не взглянет на мое маленькое лекарство.
Кровь покрывает меня, теплая и влажная. Я спрыгиваю с кровати. Он изрублен, простыни под ним красные, плоть превратилась в кашицу. Его лицо больше похоже на красные комья грязи, чем на человеческий череп.
Но я хочу большего.
Используя тесак, я отрубил ему голову. Его кремово-белый спинной мозг торчит из мясистой плоти, но когда я поднимаю его голову за спутанные текстурированные волосы, я доволен собой. Так он выглядит намного лучше. Настоящий. Как тот долбанутый человек, которым он и является.
Я насвистываю мелодию, затем кладу голову на кровать, чтобы он мог наблюдать, как я избавляюсь от его тела. Я проверяю его телефон, мне просто любопытно, как он дрочит.
Экран заполняет сообщение с фотографией. Студентка в красном атласном белье позирует на своей кровати.
«Увидимся на занятиях» говорится в сообщении.
Я закатываю глаза. Это предсказуемо до невозможности. Если бы я не убил его, его бы в конце концов уволили за запрещенный роман. И он еще утверждал, что хочет быть с Ремеди?
Убить его – это практически услуга.
Надев маску, я покрываю остальную часть его тела грунтовкой, затем изоляционной пеной и запихиваю его в подвал. Я даже бросаю на него, его глазные яблоки.
Кровавый след покрывает наш путь от его спальни до шкафа. Но это не имеет значения. Мне все равно, узнает ли полиция. Может быть, будет лучше, если они найдут его раньше. С их протоколом пройдет, по крайней мере, несколько дней, прежде чем они даже подумают о проведении проверки состояния здоровья.
Я в последний раз убираю коттедж, наспех, но достаточно тщательно.
Затем я снова хватаю его за волосы, его веки закрыты, окровавленные и плоские. Я опустил его голову в толстый черный мешок для мусора. Несмотря на то, что это всего лишь голова, она тяжелее, чем можно было бы ожидать, как шар для боулинга, засунутый в спортивную сумку. Я кладу пакет для мусора в багажник своей спортивной машины и захлопываю его.
Приняв душ, я еду в съемный дом Ремеди. Я поправляю рукава, стоя на ее крыльце. Она открывает дверь, и у меня отвисает челюсть.
Кружевное платье облегает ее тело, а темный тонкий материал под ним едва прикрывает ее грудь и киску. Кружевные рукава спускаются до запястий, а подол платья свисает до бедер. Тем не менее, даже с кружевным покрытием, оно чертовски откровенное.
Намек на кожу между каждым кусочком кружева дразнит меня, вызывая слюноотделение. Ее кроваво-красные губы отличаются от ее обычной фиолетовой краски, но ей это идёт. На её ногах черные туфли на шпильках. Широкое кружевное колье прикрывает ее шею, и в кои-то веки я не злюсь, что она их прячет.
Это для ее матери, и, черт возьми, колье ей очень идет. Она – смесь дрянного гота и высококлассного эскорта, источающая секс в черном коктейльном платье. Готовая убивать.
— Привет, красавица. — говорю я.
Она приседает в реверансе, словно знает, как горячо выглядит, и от этого мой член становится еще тверже.
Блядь. Она — пушка, и мне не терпится разорвать ее на части.
Я открываю для нее пассажирскую дверь, и она скользит на сиденье.
— Ты знаешь "Пиратское бистро"? — спрашивает она, поджимая темно-красные губы.
Я киваю, затем направляюсь к берегу. Я одет в своем обычный стиль: закатанные рукава рубашки на пуговицах, отглаженные брюки, кожаный ремень и часы. Наряд, довольно типичный для мужчин моего роста в Ки-Уэст.
Но Ремеди? Она слишком нарядна для "Пиратского бистро", и мне это нравится. Она берет под контроль свою внешность, последний маленький укол в адрес своей матери.
Мамочка хочет двойное свидание, и ноет до тех пор, пока не добьется своего? Реакция Ремеди состоит в том, чтобы привести туда своего испорченного, садистского, шантажирующего босса-с-привилегиями, и при этом выглядеть так, как будто она принадлежит кварталу красных фонаре й.
Я смотрю на нее, и она краснеет, заправляя прядь волос за ухо. Мой член напрягается; это не похоже на нее – нервничать, и я хочу исследовать это.
Желание заставляет секунды течь медленнее, к тому же нам нужно пережить двойное свидание, чтобы мы могли перейти к хорошей части, в которой я смогу уничтожить ее.
Я сжимаю ее бедро, затем снова сосредотачиваюсь на дороге. Несмотря на то, что кафе расположено в здании, спроектированном так, чтобы выглядеть как старый, частично разрушенный портовый городок, оно расположено на воде. С приличной кухней и фантастическим видом, что делает его популярным местом для всех слоев общества, даже для двойного свидания четырех местных жителей.
Женщина с крашеными, каштановыми волосами и зелеными глазами останавливается перед нами, ее глаза загораются, когда она видит Ремеди. Возраст проявляется в морщинках вокруг ее глаз, кожа приобретает золотисто-коричневый оттенок, более глубокий, чем у Ремеди, и очевидно, что эта женщина – ее мать.
Когда они обнимаются, их контраст выразительней. Веселое кремовое платье с крупными, красными гибискусами, на фоне облегающего, черного, кружевного платья.
Ее мать поворачивается ко мне, ее улыбка становится шире, чем раньше. Я протягиваю ей руку, и она берет ее, лучезарно улыбаясь мне. Однако ее глаза останавливаются на моих, веснушки всегда привлекают людей.
Веснушки в глазах встречаются часто, но немногие из них такие темные, как у меня. Это застает ее врасплох, как будто во мне что-то не так. Она незаметно стряхивает это, и я одариваю ее своей отработанной улыбкой.
— Вы, должно быть, миссис Бассет. — говорю я.
— Пожалуйста, зовите меня Ким. А кто вы?
— Кэш. — Ремеди приподнимает плечи, глядя на меня.
Это движение говорит мне о том, что на самом деле она еще не сказала своей матери, что я ее босс. Ее мать, Ким, думает, что я парень Ремеди. Я не уверен, как к этому относиться.
— Кэш? Интересное имя. — говорит ее мать.
Она подмигивает своей дочери.
— Он тоже красивый. — я внутренне усмехаюсь.
На самом деле, я знаю, что она имеет в виду. Она не сводит с меня глаз и знает, что должна что-то сказать, чтобы отвлечься от того, как странно я выгляжу.
Мужчина с лохматыми седыми волосами и ярко-голубыми глазами протягивает мне руку перед Ремеди.
— Я Том. — говорит он.
Сначала мы пожимаем друг другу руки, затем он поворачивается к Ремеди, как будто я важнее дочери его подруги.
Гребаный идиот.
— Спасибо, что встретились с нами сегодня вечером.
Как только хостес проводит нас к нашему столику, мы заводим светскую беседу с помощью фальшивых взаимодействий. Независимо от того, насколько близка семья, такого рода взаимодействия всегда являются маской, показывающей, насколько эти люди близки к идеальной семье.
Нескольким моим приемным семьям нравилось так притворяться, когда я только приехал. Поначалу я думал, что семейные ужины означают тихие, счастливые вечера. Но это всегда фантазия.
Способ заставить кого-то чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы он мог избить вас за эти ошибки, как приемного сына, который отказался говорить.
Я сомневаюсь, что Ким прикасалась к Ремеди подобным образом, но я не могу выбросить это из головы. Я хочу убить Ким, чтобы доказать Ремеди, что ей не нужны эти фальшивые отношения в ее жизни. Но чем больше ее мать болтает об удивительных качествах Тома, тем громче и агрессивнее становится Ремеди, как будто ее выводит из себя даже само нахождение в одной помещении с Томом.