Его рабочий стул скрипит, звук разносится по коридору, и я вздрагиваю, закрывая за собой дверь. Я бросилась вниз по лестнице, больше не пытаясь сохранить свое присутствие в секрете. Понятия не имею, что он делает с этой комнатой, но, похоже, его пристрастие к жалюзи и газетным обложкам зашкаливает.
Но почему там душно, если он «привык оставлять окна открытыми»?
Мой телефон жужжит в кармане, стирая все эти мысли из моей головы. На экране высвечивается наша с мамой фотография. Она сделана еще до развода с отчимом, и на ней я без татуировки и с розовыми губами.
Я проверяю обстановку. Лестница пуста, вокруг тишина. Я отвечаю на звонок.
— Привет. — говорю я тихим голосом.
— Как проходит твой первый день? — спрашивает мама.
— Прошел всего час. — морщу я нос. — Тебе больше не нужно так волноваться. Мне двадцать пять. Со мной все будет в порядке.
— Я просто знаю, какой ты иногда бываешь, милая. У меня внутри все переворачивается.
Вот как она признает это, с этими странными, тонкими вопросами и заявлениями, как будто ей физически больно напрямую говорить о том, что отчим издевался надо мной, а она этого не замечала.
Именно поэтому она не знает, по какой причине я так сильно хотела получить эту работу.
— Какой он? — спрашивает она.
Он ненадежный придурок с жуткими глазами и самоуверенным поведением. По сути, он такой же, как и все богатые придурки в Ки-Уэст.
— Он милый. — говорю я.
И если бы не то, что он сделал с Дженной, это было бы почти правдой.
— Я прямо сейчас заказываю кошачий корм.
— У него есть кошка?
— Ага. И босс хочет самого лучшего для своей маленькой киски. — говорю я.
Бонс поднимает голову и запрыгивает ко мне на колени. Я чешу ее за ушком, и она мурлычет, уткнувшись носом мне в живот. Она мне нравится. Это не ее вина, что она принадлежит такому придурку.
— Я кое-кого встретила. — говорит мама.
Мои пальцы останавливаются на шерсти Бонса, и я дышу через нос, ожидая, что мама объяснит.
— Я подумала, что мы могли на днях встретиться, чтобы ты тоже могла с ним познакомиться. Может быть, двойное свидание.
У меня пульсирует в голове.
— Кого?
— Он только недавно в городе. Почему бы тебе не узнать, не хочет ли тот парень из полицейского участка присоединиться к нам?
Я закатываю глаза, крича про себя. Что за одержимость им у мамы и Дженны? Этот "мальчик" – воплощение хорошего человека, и именно поэтому я ему не доверяю.
Полицейский. Маменькин сынок. Предполагаемый защитник. Люди, стоящие у власти, всегда используют тех, кто ниже них. Я имею в виду, что все пользуются друг другом, но чаще всего, это делают такие люди, как они.
Такие, как мой отчим. Люди, имеющие власть над другими.
Такие, как Кэш.
Я чуть было не подумал о "том мальчике из полиции", после того, как он много лет назад пообещал расследовать дело моего отчима, утверждая, что именно поэтому он и хотел стать полицейским. Чтобы привлекать людей к ответственности.
Но это была ложь, чтобы скрыть вину. Все знают, что он накачал наркотиками и изнасиловал девочку из нашей школы.
И все же моя мама и Дженна держатся за него так, словно он лучшее, что могло случиться в Ки-Уэсте. Они верят ему.
— Я бы предпочла этого не делать. — говорю я с горечью в голосе.
— Значит, ты все еще встречаешься с тем профессором? — спрашивает она. — Он милый.
Он нравится ей только потому, что он тоже учитель.
— Я рассталась с ним почти год назад.
— Но я думала, вы двое остались друзьями, нет? — спрашивает она с нотками надежды в голосе. — Я надеялась, что вы снова будете вместе.
Я стону. Только не он.
Потолок скрипит. Кэш идет из своего кабинета наверху в другую комнату. Честно говоря, Кэш тоже вариант, но от общения с ним за пределами этого поместья у меня болит голова.
В голове всплывает образ человек из техобслуживания, которого я видела сегодня утром. Безымянный, безликий незнакомец с подернутыми рябью глазами. Если я приглашу его на двойное свидание, это будет лучший вариант. Черт, я даже могу заплатить ему за то, что он хоть раз избавил меня от моей матери. Может быть, я даже трахну его потом. Секс на одну ночь без каких-либо обязательств дает мне больше шансов, что он захочет дать мне то, чего я хочу.
Как так получается, что я могу фантазировать о том, как безликий техник трахает меня, пока я привязана к стулу, но когда дело доходит до моего босса, на самом деле довольно привлекательного, богатого бизнесмена, мне невыносима мысль о том, что он прикасается ко мне?
— Я встречаюсь кое с кем. — говорю я.
— Переспать – это не значить встречаться. — говорит она и я смеюсь.
— Я буду иметь это в виду. В любом случае, мне пора идти. Босс идет. — вру я.
— Ремми, подожди…
Я вешаю трубку прежде, чем она успевает сказать еще хоть слово, мои конечности отяжелели от усталости. Она все еще верит, что для меня есть надежда, и, возможно, так оно и есть, но я не собираюсь ее искать. Зачем тратить на это мое время, когда за тобой никто никоим образом не присматривает?
И, кроме того, у меня сейчас достаточно забот. Кэш. Кассиус Уинстон. Человек, который может совершать ужасные поступки, не опасаясь наказания. Дженна – последний человек, который заслуживал того, что он сделал, и я ненавижу его за это.
Возможно, в своих нападках он больше похож на моего сводного брата, но его образ мыслей в точности такой же, как у моего отчима. Мой отчим сбежал, но Кэш не сможет. Только не тогда, когда рядом я.
Я открываю свой ноутбук. На электронную почту моего агентства приходит сообщение.
Инструкция от Кэша о передаче предложения в городской совет. Пока что работа достаточно легкая, но самым трудным будет посадить его в тюрьму, где ему самое место.
Дженной больше не будет управлять его присутствие.
И если мне придется убить его, я это сделаю.
ГЛАВА 3
Ремеди
Телефон вибрирует на моей тумбочке, как отбойный молоток. На экране появляется селфи Дженны.
Ярко-красные губы и светло-русые волосы. Я фокусирую взгляд, щурясь на полоску в верхней части экрана. Уже одиннадцать часов. Она никогда не звонит так поздно. Мое сердце бешено колотится. Что-то не так.
— Эй... — её рыдания прерывают меня, и острая боль пронзает мою грудь.
— Что случилось? — спрашиваю я как можно ласковее.
Она всхлипывает между словами.
— Ты дома?
Ее рыдания рикошетом отдаются у входной двери, практически срывая ее с петель. Я распахиваю ее так быстро, как только могу. Ее волосы прилипли к лицу, на ней укороченный топ и леггинсы, как будто она плакала с тех пор, как покинула спортзал.
На лбу у нее выступили капельки пота, тушь растеклась по щекам, ресницы практически склеились. От нее слабо пахнет потом и жареной картошкой с сыром, это значит, что она, вероятно, навещала свою маму на работе. Должно быть, всё очень плохо.
Я притягиваю ее к себе, обнимая, пока она плачет, ее маленькое тельце дрожит рядом со мной, и я провожаю ее внутрь, усаживая на свою кровать.
У меня сжимается горло. Я ненавижу видеть, как она плачет. Она – моя опора. Так не должно было быть.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Она открывает свой телефон, щелкая по журналу вызовов. Последние несколько принятых ею звонков – это LPA, но самый последний звонок был сделан несколько часов назад. Неужели она плакала все это время?
— Они мне не верят. — говорит она на каждом вдохе. — Им нужны доказательства.
Я закрываю глаза. Конечно, они им нужны. Это то, что сказала моя мама, когда я попыталась рассказать ей о своем отчиме много лет назад.