Я зажмурилась и постаралась сделать какое-то усилие воли, чтобы очнуться в номере, но вместо этого начала вспоминать. Клуб Скалы, пиво, потом коктейль от Тома… Том! Неужели все это время маньяком был человек, который постоянно крутился рядом со мной, а я его пропустила?!
Вот этот… щеголеватый странный тип, который пытался «открыть мне глаза» на связи моего «мужа», да? И ведь это же даже логично в какой-то степени. Какого нормального человека вообще интересует, кому там изменяют туристы и изменяют ли вообще? Все это время ответ был на поверхности!
У меня раскалывалась голова, во рту была дикая сухость, руки и ноги противно ныли из-за того, что меня привязали к кровати, но обида от осознания собственной глупости настолько разъедала, что хотелось найти его и загрызть. Особенно если учесть, что я, судя по всему, была обнажена и прикрыта каким-то куском ткани, отдаленно напоминающим одеяло.
Я снова открыла глаза и снова увидела в первую очередь белый потолок в трещинах. Здесь, где бы это «здесь» ни было, царил полумрак, но я попробовала слегка приподнять голову и осмотреться.
Я находилась в совсем небольшом помещении, полностью уставленном… свечами? Это было так странно, что я даже упала обратно, ударившись головой. С трудом, но мне удалось сдержать крик из-за резкой боли, примешавшейся к «постоянной». Шея противно ныла, но я снова приподняла голову.
Помимо свечей я смогла разглядеть напротив себя что-то вроде кушетки, заполненной неведомыми металлическими инструментами. А еще — клетку. Рядом с ней свечей не было, но внутри явно кто-то был. И, скорее всего, не один, потому что силуэт двоился.
Клетка была шириной примерно с кушетку и стояла рядом с ней, и навскидку мне показалось, что встань я рядом с ней и она едва бы дотянула высотой мне до груди. Как там помещались люди я даже представлять не хотела, это было слишком дико.
Больше ничего разглядеть не удалось, я лишь поняла, что «моя» кровать стоит не у стены, а где-то посередине помещения. Наверняка он сделал это специально… чтобы иметь возможность наблюдать, пока глупая жертва чисто физически не может обернуться и разглядеть его.
Как ни странно, мне не было страшно. Я пыталась анализировать обстановку, наверное, по привычке. Даже отметила странность: полное отсутствие каких бы то ни было запахов. Казалось, в логове маньяка должно пахнуть кровью, потом и еще чем-нибудь, о чем не хотелось думать, но воздух был стерилен. Пахло лишь пылью, и больше ничем. Снова чертовщина!
Ноги мне не прикрыли, и было холодно, хотя и терпимо. И ощущение, словно кто-то стоит за спиной, хотя, конечно, вряд ли Том прятался под кроватью. Я нервно хихикнула от этой мысли, и практически сразу после этого увидела его.
Все такого же: в белоснежном костюме и стильных квадратных очках. Он, как я и думала, стоял все это время в изголовье кровати, и теперь прошел чуть вперед, оказавшись рядом с моим левым боком. Я постаралась смотреть ему в лицо, даже несмотря на то, что от этого отвратительно ныла шея.
— Как тебе обстановка? Романтично, правда? Постель, тьма и свечи, — проговорил он, улыбаясь точно такой же улыбкой, как в баре. Он говорил так спокойно, словно мы все еще там сидели, и, если бы сейчас я могла представить, что нахожусь на свободе и мы сидим напротив друг друга, его интонации в этой воображаемой реальности были бы куда уместней, чем в той, которая меня окружала.
Меня прошибло холодом от макушки до пяток, и я решила, что не буду ему отвечать. Если с ним не говорить, то, быть может, он не останется рядом надолго? Может же мне так повезти? Страха, вроде бы, не было, но от контраста Тома и обстановки становилось холодно. Не снаружи. Внутри. Такое… прощание тела с жизнью заранее. Я сглотнула, но все же ничего ему не сказала.
— Молчишь? Это невежливо с твоей стороны, Элис. Интересно, это твое настоящее имя, или на самом деле тебя зовут как-то иначе? Я не успел это выяснить, но теперь, на самом деле, и неважно. Ты — здесь, а это значит, что ты никогда отсюда не выйдешь.
Он сел рядом со мной, и начал гладить по ноге. Я дернулась, хотя и не могла отодвинуться. Холодные, влажные ладони Тома напоминали мне слизняков, ползущих вверх по ногам. Мерзость!
— О, я уже добился какой-то реакции? Жаль, ты слаба. Возможно, ты раскаешься в своем грехе слишком рано, и мне придется запереть тебя даже до того, как мне попадется твой Эрик. Это было бы нежелательно. Раскаяние должно быть выстраданным, милая Элис.
Тот юноша, с которым ты предавалась прелюбодейству успел пожалеть об этом так горько и так ярко, что я почти позволил ему умереть, не познав живительного огненного очищения. Кажется, его звали Джеймс? Знаешь, если бы ты не пыталась меня найти, я, возможно, дал бы тебе еще времени на грехи. Я говорю вам, что так и на небесах будут больше радоваться одному покаявшемуся грешнику, чем девяноста девяти праведникам, которые не нуждаются в покаянии, верно? А значит, чем греховнее раб божий, тем ценнее его раскаяние.
Но пришлось поторопиться. Ты слишком со многими имела связи, Элис, и я рисковал прервать мою праведную миссию по твоей вине. Придется тебе очиститься слишком рано, но надеюсь, это не пойдет во вред твоей бессмертной душе. Тебя ждут пост, молитвы и очищение.
Конечно, сначала свое очищение закончит другая заблудшая душа, та, что называет себя Роуз, но после нее врата моего чистилища откроются для тебя. Она, к сожалению, успела совершить деяния более греховные, предаваясь блуду с себе подобными. Знала ли Ева, как низко падут дочери ее? Мне грустно говорить об этом, но вы погрязли во грехе, и только мой очистительный свет сумеет вам помочь, — он, наконец-то, замолчал.
Мне хотелось напомнить ему о том, что гордыня — тоже грех, и притом смертный, то есть один из самых тяжких, но я промолчала. Говорить с фанатиком, который собирается меня убить… это слишком. Не нужно. Я лучше дождусь, пока он уйдет, и постараюсь разговорить Роуз.
Я была права, она, как и я, попалась к этому больному ублюдку! Но она была жива, как и я, и это внушало своего рода надежду. Никого из жертв не нашли, но Рик может опросить Скалу, и выйти на наш след. По крайней мере, понять, кто убийца. Если, конечно, он захочет меня искать… Я сглотнула. Нет, это было бы просто нелогично: помогать в любых мелочах, носить на руках по городу, укутывать в одеяло, а потом уехать, не разобравшись, куда я пропала. Таких приступов непоследовательности у него не было никогда на моей памяти. Таких глобальных — не было.
Иррациональный холод усилился, и я не сразу заметила, что Том не только замолчал, но даже перестал трогать мои ноги. Он смотрел. Прямо мне в глаза, так пристально, как будто пытался вторгнуться в душу, или попасть прямо в сознание, никогда больше оттуда не исчезнув.
Я зажмурилась, и наваждение пропало. Его рука вернулась туда же, где была до этого. Том начал бормотать что-то. По-другому. Раньше он говорил вкрадчиво, четко, доброжелательно. Не знаешь, что он похищает людей и пытает их по подвалам — и не догадаешься. Как не догадались мы с Алаверо. А теперь походил на безумца, шепча что-то настолько тихо и быстро, что я не могла разобрать ни слова.
Зато ощутила, как головная боль усиливается многократно. Это было похоже на тот внезапный приступ мигрени, который подкосил меня на приеме Виоло, только теперь рядом не было Рика, считавшего своим долгом мне помочь и успокоить. Я тихо захныкала. От этого было легче, но Том этого, казалось, даже не заметил.
Он продолжал шептать, и если бы я верила во что-то подобное, то решила бы, что он наслал на меня головную боль каким-то диковинным заклинанием. Хотя на самом деле это, очевидно, было простое совпадение. Я зажмурилась — свечи теперь были окружены ореолом, похожим на нимбы святых на иконах, только радужные. По щекам потекли слезы, и я постаралась отвлечься.
Он ведь был почти женат, верно? Та женщина, Лаура Бейтс, медсестра. Она говорила, он ее жених. Она не произвела на меня хоть немного положительного впечатления, но такого в супругах не заслуживал никто. Связать жизнь с маньяком… Не зная, кто он, не предполагая, что теми же руками, которыми он гладит и ласкает тебя по ночам он совсем недавно проводил кому-нибудь вскрытие наживую?