Выбрать главу

Морра сидела на смятой траве, обнимая колени. Она была полностью голой, но эта нагота видимая только ее мужчине, редким птицам и бесконечной природе, ничуть не обременяла. Скорее наоборот, она чувствовала себя счастливой, свободной, живой. Садящееся солнце еще приятно грело, ветер ласкал своими теплыми порывами. В ее растрепанных волосах застряли травинки и маленькие прутики, а по руке полз какой-то жук, как будто изучая ее. Она бы хотела остаться здесь навсегда, вдали от суеты, от тяжелой работы, от всей мнимой цивилизации. Здесь, вместе с любимым мужчиной.

Том, находясь в коротких штанах, уже наловчившись, затачивал ножом веточку.

— Пусть сегодняшний вечер длится вечно, — Морра сладко потянулась, — так чудесно! Хочу навсегда запомнить этот день, Том!

— Ну вот, а ты не хотела идти.

Он уже почти покончил с заточкой палочки. Аид открыл ему прелесть жаренной на углях рыбы. Овощи тоже выходили неплохо, но мясо с привкусом дыма и прилипшим летящим пеплом было невероятным.

— Может еще раз искупаемся? — она зазывающе тряхнула головой, и ползавший по ней жук, не ожидавший встряски, упал куда-то на землю.

— И не боишься уже?

— Боюсь, но с тобой мне не страшно.

— Главное расслабься, вода будет тебя держать.

Его учил плавать Аид, и Тому было позорно про это рассказать даже Морре. Друг нашел отвесное место, и просто толкнул оттуда ничего не подозревающего Тома, в догонку крикнув, что-то из разряда: жить захочешь — выплывешь. Урок получился жестоким, но действенным. Том выплыл, и хотел дать Аиду по роже, но оказался слишком перепуган, и внезапно горд собой одновременно, что не стал, а долго истерично хохотал, осознавая близость глупой и внезапной смерти. С Моррой поступить он так не мог, поэтому терпеливо поддерживал ее за живот, пока она бултыхалась, имитируя плавательные движения. Женщина начала верещать, когда ее ножки коснулась какая-то глупая рыба, проплыв мимо. Напуганная, она долго сидела на берегу, не желая вновь войти в воду, так что Тому пришлось ее утешать известным способом. Теперь же она, неся на себе следы их любви, в виде запутавшихся веточек в волосах, осмелела, и просилась попробовать вновь. Ему не хотелось ей отказывать, но уже смеркалось, и вода начинала остывать.

— Только быстро, Мор, — он поднялся и протянул ей руку.

— Почему ты меня любишь?

Она так бесхитростно смотрела своему мужчине в глаза, стараясь найти ответ самостоятельно.

— К чему такой вопрос?

— Не знаю, иногда я боюсь, что я тебе надоем.

— Скорее я надоем тебе, — он подставил руку, чтобы жена могла на нее опереться. Морра снова неловко затрепыхалась в воде, поднимая кучу брызг. — Спокойнее, не суетись, просто расслабься… вот так.

Когда она была послушной, Морра становилась само очарование, но прелесть всегда оставалась в том, что это могло быстро исчезнуть, если в ее чудесную головку забредала какая-то дурная мысль.

— Ты не ответил, — она случайно нахлебалась воды, и выпрямившись, отплевывалась.

— Зачем тебе какие-то «почему», когда это просто есть и будет? Если я тебя спрошу о том же, что ты мне скажешь?

— Скажу, что… — она снова полностью легла на его руку, стараясь держать голову над водой, — скажу, что… потому, что ты есть.

— Считай, я украл твой ответ.

— Нет, так не пойдет, — она вновь выпрямилась, оказавшись с ним на одном уровне. Морра была ниже Тома на незначительные несколько сантиметров, и ему всегда это нравилось, — я хочу знать, почему ты меня любишь!

— Люблю потому, что люблю, — Том прижал ее к себе, — все хватит, замерзнешь.

Вопрос звучал просто, и вероятно, хорошо подумав, он бы нашел ответ, полностью удовлетворявший женское любопытство, но в его понимании Любовь не требовала никаких «почему», «зачем», и прочих уточняющих вопросов. Он был согласен с тем, что это величайший дар. И теперь проживая с другими человеками Том убедился в своих мыслях окончательно. Некоторые, по его скромному мнению, были словно лишены Любви, они любили что угодно: вещи, предметы, себя в этом мире, всегда могли ответить на такие каверзные вопросы, но все было не то. С тем глубоким, правильным чувством идущим от сердца, из глубин сознания,Любовь не имела ничего общего.