— Сирион? — платье Морра свое так и не нашла, зато датчик теперь всегда находился с ней.
— Не стыдно? — хлопок, и вот Высший уже сидит рядом.
— Вряд ли мои голые титьки тебя интересуют, — женщина сидела в одеяле, — и вряд ли я вообще вызываю у тебя какие-то плотские чувства, поэтому нет, совершенно не стыдно.
— Да, грудь тебе сделали в любом случае что-надо.
— Не козли, — она покрепче запахнулась. — Я позвала чтобы спросить.
— Мне стоит выслушать вопрос, или сразу ответить? — опять мерзейшая мерзь его улыбки.
— Слушай и не перебивай, говнина невоспитанная!
Высший повернул голову, склонив ее слегка на бок:
— Какая же ты хамка, Морра.
— Пф, и что? Работа у тебя такая, терпеть меня и мои вопросы, — она откинула волосы назад, случайно ударив ими Высшему по лицу, но он все также оставался невозмутим. — Я только не знаю, как лучше сформулировать… Любовь. Вот мы сходимся с кем-то на каком-то этапе. Так? Так. И это называется любовью. Верно? Верно. Но дальше-то что? Почему нельзя влюбиться в кого-то и любить двоих? То есть я могу хотеть двоих, но любить двоих, мне кажется, невозможно. Или, что, у любви тоже нет градации, как у лжи? Тогда это не любовь.
Сирион не шевелился, ожидая, что она скажет что-то еще. Морра часто звала его, чтобы он отвечал на вопросы, и стабильно хамила, но в определенный момент ББ понял, что она задает правильные вопросы. Глупые, наивные, простые, но правильные.
— У Любви нет градации. У нее есть что-то по-интереснее. Формы и стадии.
Лаконичные ответы человеческую самку не устраивали, и Сирион знал это.
— Дай-ка руку, говнюк.
Морра уже без разрешения схватила его кисть и впилась в нее зубами. Сирион оставался спокоен, даже когда ее челюсть сомкнулась сильнее. Он заулыбался:
— Я не чувствую боли, можешь хоть отгрызть.
— Козлина, — она грубо отбросила его руку. — Будь ты человеком, ответь нормально!
— Давай так, вредное человеческое недоразумение, — он давно уже начал отвечать на ее выпады подобным образом. И сейчас не сделал исключения, разглядывая место укуса, где аккуратным ореолом выстроились отпечатки зубов. Вероятно, это было бы очень больно, будь он человеком. — Что такое форма?
— Ну, допустим — предмет.
— Умничка. Предмет любви. Вот тебе первая форма — любовь к чему-то неживому. Ты же не можешь различить любовь к бананам и любовь к шоколаду, например.
— Шоколад я люблю меньше, чем бананы.
Высший говорил спокойно и размеренно, глядя куда-то вдаль:
— Но и то, и другое предмет. Ты любишь предметы, у них может быть очередность предпочтения, но это все еще предметы. Они не нуждаются в твоей любви. Иная форма — любовь к живому существу, которое способно ответить тебе. Помнишь ту птицу у вас во дворе? Возможно ты полюбила ее, но ты не можешь приравнять эту любовь к той, которая у тебя к Аиду, например.
— Я не люблю Аида, он мой друг.
— Вот мы плавно и подошли к стадиям. Любишь, но как друга.
— А Том?
— А что с ним? — Сирион смотрел как у берега заплескалась ночная рыба.
— Я люблю его.
— Люби.
— Опять козлишь, — Морра хмыкнула. — Каждый раз когда ты так себя ведешь, я тебя ненавижу.
— Любишь и меня, где-то между птицей и Аидом, — он откровенно насмехался над ней, время от времени копаясь в ее мозгах. — Просто разбери в своей голове стадии дружеской любви, и потом можешь перейти к тому, какая у тебя любовь к твоему партнеру…
Сирион хотел добавить: который нас слышит сейчас, но передумал. Он знал, что Том проснулся, и слушал весь их разговор, но ей давно следовало перестать скрывать их общение. Будет уроком.
— Обыкновенная любовь.
— Подумай получше, ты можешь.
Морра пожевала губу, размышляя, но ничего дельного выдать не смогла, и спросила:
— Но партнер меняется. Например, Макс. Зачем он так поступает с Афи? Он что, ее не любит больше?
— Отдели удовольствие быстрого совокупления от того, что Афилиса ждет его дома, целует на ночь и рассказывает какой он замечательный, хотя ты теперь знаешь лучше всех, что все происходящее далеко не правда.