— Я же сказала, я пока не готова к душещипательным беседам, — Морра плюхнулась рядом.
— Любишь его?
— Ты действительно спрашиваешь меня об этом? — она как-то разочарованно взглянула на ББ, и собрала с кровати оставшуюся часть карт. — Неужели ваш статус настолько сильно влияет на общение с нами, что ты теперь не знаешь ответа на простой вопрос?
Сирион кивнул, тщательно изучая рисунок на очередной картонке, и сменил тему:
— Том больше не может пользоваться «голосом». Его персональное наказание.
— Понятно, — Морра села, как она любила, обняв колени руками. Она несколько секунд изучала профиль Высшего. — Ты теперь не знаешь, с какой стороны подкатить ко мне с расспросами, верно?
— Так ты мне расскажешь?
— Знаешь, люблю. И даже готова простить, за то, что он меня изнасиловал. Не сейчас, но потом. Только вот незадача — доверие мое ему уже не вернуть. Трещина. Нет, не так, осколки. И даже если он каким-то чудом захочет склеить наши отношения, веры ему больше нет. Я знаю теперь, что доверять нельзя никому.
— Ему будет больно это слышать.
В глазах у Морры заискрились огоньки:
— А чьи это проблемы, скажи мне? Мои? Или может быть твои? Или может быть давалки-Ивис? Моя доброта обернулась против меня, мое доверие оплевали. И знаешь, как-то мне не хочется больше мараться о подобное!
— А вот это больно слышать уже мне.
Сирион как-то сжался, что совсем не вязалось в понимании Морры. Всегда насмешливый всезнайка ей казался теперь маленьким беспомощным зверьком:
— Почему?
— Потому, что всегда легче в себе погасить Свет, чем рассеять тьму, я же говорил тебе не единожды. И я хотел верить, что ты не такая. Как ужасно бы ты себя не вела, и что бы ты не говорила, ты была Светом.
— Это иллюзия. Не была я Светом, мне просто не доставало опыта... Опыт он, знаешь, такой, — она забрала у него карты и начала их перемешивать, — знаешь, как чемодан без ручки. И тащить тяжело, и не бросишь, потому что внутри все твое.
— Была, — упрямо повторил Сирион, — и я хочу, чтобы ты простила его. Найди в себе силы сделать это.
— Зачем? Только чтобы не видеть, как ему плохо? Да мне плевать, серьезно.
— Нет, ты можешь не говорить ему об этом. Ты для себя это сделай. Не отравляй свою жизнь.
— Дело, кстати, даже не в том, что он сделал мне больно. Тело, оно заживет, — Морра кивнула на свою руку, — душа не заживет.
— Время вылечит душу.
— Может и вылечит, я же не отрицаю. Просто теперь для меня что-то сломалось в этом мире. Не я для мира, а он для меня. И мне нравится мое новое состояние. Я даже тот секс, — она выплюнула последнее слово, — воспринимаю как обычный секс. В конце концов, я и раньше позволяла ему жестокость. Подумаешь, взял силой, не первый раз. Да, было больно. Впервые было настолько нестерпимо больно, но это был все еще самый обычный секс. Я так поняла, что женщинам многое приходится терпеть, что им не нравится, хотя бы потому, что они слабее, и не могут ответить. Отмыться потом от унижения намного сложнее. А знаешь, у меня все сложилось лучше, чем могло бы. Я не только отмоюсь скоро, но вот, видишь, даже кожу сбросила. Жаль только, что я не умерла. Это было бы лучшим исходом.
Она засмеялась, и Сириону не понравился ее жестокий грудной смех.
— Любовь лечит.
— Время вылечит, любовь лечит. Прямо целый клуб высоких понятий по интересам, — Морра все еще улыбалась. Только жутко, как раньше делал это Сирион. — Афилисе только это не помогло. Верно?
Высшему окончательно разонравился разговор.
— Я думаю, что мне пора, — ББ встал.
— Хорошо, — Морра спокойно взглянула на него, потянулась и еще раз обняла. — Спасибо тебе, просто потому, что ты выслушал меня. Мне это было нужно.
— Благодарность от тебя слышать более непривычно, чем упреки, — с сарказмом подметил Сирион.
— Ха, какие упреки? Я дала на все творящееся со мной согласие. Забыл?
Хлопок.
Морра осталась одна. Она недовольно прошипела себе под нос несколько ругательств, достала из под подушки книжечку и начала что-то записывать. Затем захлопнула ее и громко позвала:
— Помощник!
— Здравствуйте, Морра. Чем могу помочь?