— Где этот ублюдок, который Том?
— Он направляется в сторону вашего дома. Приблизительное время прибытия пятнадцать минут. Чем могу помочь?
— Все.
«Голос» замолк.
Она убрала карты, и приняла привычную для глаз мужа позу — «больного человека», погасив свет.
***
— Она спит?
— Да, — Том сидел за столом и снова курил. Он не помнил какой сегодня день, сколько времени, и как давно он ел последний раз.
— Я принес тебе поесть, — Вербер прошел мимо Морры, недоверчиво на нее глядя. Женщина выглядела вполне здоровой: розовая, щечки алые, но перебинтованная рука все еще заживала. Вербер догадывался, что она водит всех за нос, но не мог доказать ничего Тому, который не желал никого слушать.
— Я не голоден.
— Брось, дружище, ты очень плохо выглядишь. И прекращай столько курить.
— Меня успокаивают сигареты. Верб, давай без нотаций.
— Когда ты спал? Аид выделил тебе выходной, чтобы ты выспался. Почему ты не хочешь нас слушать? К чему все терзания?
Вербера действительно заботило состояние Тома. Происходящее перестало походить на нормальный стресс, и превратилось в какую-то зависимость от самоистязания, откровенно бросающуюся в глаза. Ольга, не видевшая Тома почти три недели, с ужасом смотрела на него при встрече, когда мужчина пришел к ним по какому-то вопросу. Она спрашивала про Морру, часто спрашивала, и даже порывалась сходить к ней, но по-прежнему боялась выходить из дома.
— Я жду, когда Мор очнется и выслушает меня.
— Но если ты умрешь раньше, она так и не услышит тебя, а ты на верном пути, — Вербер расставил перед ним несколько тарелок с еще теплой едой. — Тебе стоит думать не только о ней. Вы оба хороши, и оба уже пытались загнать себя в могилу. И я никак не могу взять в толк, зачем? Взрослые люди!
— Это не твое…
Вербер предупредительно поджал губы:
— Не хами, будь любезен.
Том бросил на него дерзкий взгляд и демонстративно закурил снова.
— Я не желаю тебе зла, и не заслуживаю хамства, — Вербер с осуждением смотрел на измученного друга, но звучал очень мягко. Почти заботливо.
— Извини, — Том сразу послушно потушил сигарету в пепельнице, которая уже напоминала игольницу. Вздохнул. — Что Ольга приготовила?
— Отбивная, как ты любишь. В общем-то она старалась для тебя нынче, даже больше, чем для меня, — Вербер как-то нервно хмыкнул. — И немного салата для Морры. Она давно вставала?
— Не знаю, при мне ни разу.
— Будить не пробовал?
— Нет, и не трогай ее. Пусть лежит сколько захочет.
В уме Вербера сквознула занимательная идея:
— Слушай, я оставил мазь, которую хотел принести. Сходи, а пока ты ходишь, я перебинтую ее. Что-то мне не нравится как я в прошлый раз это сделал, — он редко врал, и сейчас чувствовал, что нещадно фальшивит.
Только Том, измотанный, ничего не заметил, и сразу поднялся; он действовал механически, словно спал на ходу.
Оставшись с ней вдвоем, Вербер смело подошел к Морре, и щелкнул ее по носу. Она скривилась и сразу открыла глаза. Разумеется, она не спала и слышала весь разговор.
— Не надоело?
— Ни капельки, — Морра села и уставилась на мужчину. Он никогда ей не нравился внешне, но женщина находила его забавным, с его уникальной врожденной правильностью и галантностью.
Вербер сдавшись, заговорил первым:
— Хватит мучить Тома. Поговори с ним. Хочешь бросить — брось, уйди. Но не изводи. Это заходит слишком далеко, а он не замечает ничего, и слышать против ничего не желает.
— Не хочу, — она с вызовом смотрела на Вербера, и в этом взгляде не было ничего ему знакомого.
— Морра, издеваться над Томом — унизительно, и в первую очередь для тебя.
— Вы почему все стремитесь прочитать мне нравоучения, как надо себя вести?! Не я это начала. Далеко не я.
— Но ты закончишь, — глаза Вербера потемнели. — Мы с тобой сейчас сделаем вид, что нашего разговора не было, а ты поступишь так, как должна была поступить уже целую неделю, если не больше. Договорились?
Она капризно хмыкнула и откинулась обратно на подушку: