— Я бы посмотрела на тебя, окажись ты на моем месте.
— Я бы не оказался на твоем месте: у меня есть разум, и чувство собственного достоинства.
Морре резанула слух последняя его фраза, но она промолчала.
— Морра?!
— Хорошо, я обещаю прекратить спектакль. ОБЕЩАЮ.
«И если еще хочешь совет, то вот: не нарушай данные тобой обещания. Это твоя изъязвленная воля, и озвучив ее, ты уже не можешь отказаться, без последствий для себя.»
— Верб, у меня будет просьба, — она снова села, и обхватила колени руками, — ты часто общаешься со своим Высшим?
— Нет, а что?
— Я хочу поговорить с ним.
Одна бровь мужчины удивленно поползла вверх. Он никогда не слышал подобной просьбы. Морра не переставала удивлять, даже Ольга уже не так с этим справлялась.
— Я могу спросить — зачем?
— Надо, — она начала дуть губки, и Вербер мгновенно смягчился.
— Как скажешь, — он пожал плечами, — но сначала ты выполнишь свое обещание, и разберешься с Томом. Он мой друг, и дорог мне.
— И?
— Я его достал с того света, и не позволю даже ТЕБЕ загнать его обратно.
Кивнув, женщина легла обратно и вытянув руку, позволяя мужчине себя перебинтовать.
— Не мое дело, совершенно не мое — ваши отношения, — заговорил спокойно Вербер, — но я хочу верить, что ты не такая жестокая, какой хочешь казаться.
— Пфф.
— Думай, что хочешь, но сделай, что пообещала.
Недовольно пискнув, Морра закрыла глаза и ничего не ответила.
Вскоре вернулся Том, и протягивал Верберу ненужную склянку. Бледный. Взъерошенный. С потухшим взглядом. Вербер изучал его, и удивлялся, как все так завертелось.
— Оставь, я справился уже, — он небрежно швырнул склянку на стол. — Поешь и поспи, дружище. Тебе нужны силы.
Морра встала, когда Том крепко заснул, так и не притронувшись к еде. Она с огромным удовольствием приняла душ, тщательно вымыла волосы, и теперь стояла перед зеркалом, изучая себя. Она все также хороша. И даже больше чем раньше и когда либо.
Не имея представления о времени, и не зная как скоро Том проснется, женщина в нерешительности так и стояла в ванной. У нее было немного времени все еще раз обдумать. А где, как не на свежем воздухе думается лучше всего?
Морра вышла во двор, и начала шарить в кустах, в поисках старой знакомой. Она приметила небольшую растерзанную нишу, и заглянула туда. Женщину встретило опустевшее гнездо и одно, застрявшее среди веток, яйцо. Она взяла его, и попыталась просветить на солнце. Тогда бы ей стало жаль, что так сложились обстоятельства, но теперь нет. Совсем нет. Тончайшая, почти неощутимая грань, между диаметрально различными вещами, ей стала теперь хорошо знакома. Она ли виновата, в том, что гнездо нашли? Вряд ли. Какой-то умудренный хищник зацепился взором, и хорошенько полакомился. А озлобленная на мир мать — бросила последнего. Не должен жить — значит не будет. Впрочем, все всегда происходит так, как должно происходить. И наверно, она, Морра, тоже должна бросить свое гнездо и улететь куда-то в поисках лучшего места, но нет. Глубокая рана еще не затянулась, и пока она ее не залечит, то никуда не улетит. И она еще посмотрит, к чему приведет эта злость. Ей хотелось надеяться, что тьма грызущая ее отступит, хотелось верить, что Сирион и Вербер правы, но на все нужно время. И у нее его более чем предостаточно. Морра раздавила яйцо в руке и почувствовала неприятный запах тухлятины. Кто-то же должен принимать жесткие решения в этом мире?
Когда Том наконец проснулся, оторвавшись от своего мучительного, тревожного, неадекватного сна, Морра сидела за столом, подъедала салат, и курила его сигареты. Он сначала ее не узнал. Ему показалось, что он все еще спит, и все вокруг просто дурной сон. Женщина, сидевшая за столом, выглядела чужой и незнакомой.
— Привет, — просто сказала она.
— Как ты, душа моя? — первый вопрос который его беспокоил. Наверно, раньше бы Морра оценила его обеспокоенность о себе.
— Хорошо, — женщина сделала глубокую затяжку, не закашлялась, выпуская обратно едкий дым и глядя на Тома.
И вот происходит то, чего она ждала. О чем постоянно думала, и чего жадно желала. Путаясь в одеяле, Том падает с кровати и подползает к ней. Он весь пропитан раскаянием и болью, и он не в силах больше сдерживать их в себе. Том начинает учащенно и прерывисто дышать. И вот уже мужчина стоит на коленях, руками сжимая женскую голень, и молит о прощении, а по щекам уже текут настоящие слезы, которых он совершенно не стесняется. Том что-то хрипло шепчет, какое он ничтожество, и как раскаивается: