Выбрать главу

Они легли в одну коробку,

Забыв потери и гамбит.

Неловкая печаль таких фигур царит недолго;

А образ их любви чарует и пленит.

— О, никогда не слышала стихов, — Морра коснулась руки Арана, выказывая благодарность.

Слепой погладил женскую кисть и забыв о ее существовании принялся выкладывать башенку из разноцветных камней. Наблюдая за его действиями, Морра молчала. Подтянув к себе колени, задумалась.

Интересный мир полный несправедливости, новых людей, а теперь еще и болезненных событий ее больше не радовал. Все краски мира вокруг кто-то смешал, превратив все в серую маску, налет покрывающий почти всех. Кроме Арана. Ему как-будто не было дело ни до нее, ни до того, что с ней произошло. Вряд ли ему вообще было дело и до Тома. Он жил в своем мире и был, казалось бы, счастлив.

— Аран, а ты счастлив в Бете?

— Да, — башенка рухнула, и пара камешков прилетела к ногам Морры. Слепой, вытянул руку, коснулся пальцами ее щиколотки, ступни и подобрал камень. — Счастье это выбор. А ты?

Морра прикусила губу. Нет, она несчастна. Ей больно. Ее разрывает изнутри, душит и жрет она сама. Так хотелось зарыдать, закричать, чтобы весь мир знал, что ей больно… Боль маленьким злым червяком грызла ее, стоило замереть на мгновение. Как только Том мог так с ней поступить? Они же любили друг друга! Любили!

Они все сломанные: вот перед ней сидит человек. Его мир навечно погружен во тьму, и никто не торопиться помочь. Высшие привели его сюда, посчитали особенным. Значит в нем действительно что-то есть. А как сломанное может быть счастливым? Морра тяжело вздохнула.

— Ты просто торопишься, Морра, а ты не торопись. У нас же бесконечность впереди!

***

Теперь все время ее отсутствия Том терпеливо ждал, и не рисковал даже узнать, где Морра была и чем занималась. В ее присутствии он сжимался, старался уменьшится в размерах, украдкой наблюдая за женой. Ему больше всего на свете хотелось обнять Морру как раньше, поцеловать, услышать что-то теплое, капризное.

Морра вернулась к делам, выполняя ту часть, которую позволяло ее здоровье. В обществе она вела себя как само очарование, сама прелесть, и лишь те, кто знал ее хорошо, видели как ей все претит. Темные глаза перестали сверкать, в них больше не зажигался огонек. Аккуратная бровка теперь всегда насмешливо поднималась при разговоре, а взгляд стал надменным и жестким. Один из уголков рта Морра часто кривила в презрительной усмешке, особенно когда слышала какую-то веселую нотку в разговоре.

Отдельный взгляд, полный отвращения и презрения она щедро дарила Ивис и Максу.

Ни от Аида, ни от Вербера не скрылось, что на Тома она больше совсем не смотрит. Потерянный Том стоял за ней все так же, еще больше походя на ее тень.

Первым спросить о переменах решился Аид:

— Я разве чем-то обидел тебя?

— Ты? Тебе кажется, не выдумывай.

Уже изрядно похолодало, и вся зелень пожухла, превратившись в желто-коричневое месиво.

Они сидели на Кухне, и занимались логистикой, рассчитывая, чего, и на сколько должно хватить. Морра приятно удивилась, как последний хороший поступок Тома, повлиял на количество собранного урожая. А еще каждый день всегда находилась новая группа, ответственная за свежую дичь на всех. Мяса не всегда хватало, потому появился отдельный график, кому и когда доставалась добыча, чтобы никого не обидеть. Аид без Морры с бумажками справлялся плохо, и ценил, как подруга быстро всему подводила счет, умело распределяла ресурсы и силы, просчитывая возможности каждого.

— Морра, — он коснулся ее кисти, но женщина отдернула руку, как-будто друг ее ошпарил, — тебя если что-то беспокоит, ты можешь мне рассказать, ты же знаешь.

Вместо ответа женщина подперла ладонью подбородок, и взяв в рот карандаш, что-то снова распределяя, едва шевелила губами.

— Как дела дома? — Аид аккуратно наступал, желая выяснить, что же у них происходит за закрытой дверью. Том не откровенничал. Даже когда они изрядно выпивали у Вербера, он ничего им не рассказывал. Мало пил, много курил и редко что-то говорил погруженный полностью в себя. Друзья пытались его растормошить, но в какой-то момент плюнули и позволили Тому молчать рядом с ними столько, сколько ему захочется.