— Вы ведь с ним не закончили, да?
Она так хорошо знала его. Читала наперед, даже лучше чем Сирион когда-то читал их. Когда проводишь рядом с человеком бесчисленное количество дней, и уж тем более ночей, ты знаешь о нем все. Иногда даже лучше, чем он сам. Особенно, если этот человек имел неосторожность случайно, а чаще всего именно так и бывает, показать свою настоящую личину.
— Ты думаешь, я просто так оставлю его слова?
— Нет, просто хотела убедиться. Я даже не знаю, надоели ли мне твои драки или нет. Я понимаю, ты ревностно охраняешь свой авторитет, меня. Наш дом, в конце концов. Но Том, тут нет врагов. Есть просто те, кто не понимает тебя, потому что вместо слов, ты привык, и меня удивляет, как очень быстро привык, решать все силой. А знаешь когда началось? Когда ты решил, что отлынивающие от работы не достойны еды. И пусть я поддерживаю твою идею, считаю, что это было верно, с каждым потолковать с глазу на глаз, но именно тогда ты понял, что перед тобой трепещут, и в открытую один на один никто против тебя не выйдет. Твой шрам пугает, говорит за себя сам, что ты пережил что-то такое, что отбило напрочь у тебя чувство страха. И я понимаю других людей… — она вздохнула, — и ты понял, что ты не только внушаешь страх, ты еще сильный. Это ужасное и опасное сочетание, Том. Очень. Сколько раз еще ты бил здешних за проступки понятные тебе? Да не сосчитать! Ты все воспринимаешь как личное оскорбление, и… я не знаю. Не знаю… это не правильно, и так быть не должно!
Морра всхлипнула, и безвольно склонила голову.
— Душа моя, только не плачь, я исправлюсь, обещаю, — Том взял в ладони ее лицо, и снова поцеловал. — Я сделаю, как ты скажешь, ты только попроси, ты же знаешь.
— Я не хочу ни о чем просить, просто понять хочу, почему ты так агрессивно начал себя вести, что тобой движет? Хотя… моя вина тоже есть.
— Как ты можешь быть в этом виновата?
— Ты хочешь сказать, что наша постель похожа на место для любви? Да мы убить друг друга готовы перед тем, как… о, — она отвернулась, — я запуталась.
Крепко обняв жену, Том, как можно ласковее заговорил:
— Я серьезно тебе говорю, только одно твое слово — мы перестанем заниматься экстримом. Но, если мне не изменяет память, ты сама просишь об этом каждый раз, стоит мне начать приставать к тебе.
— Именно поэтому утверждаю, что есть моя вина в твоей жестокости. Только наша постель — не социум, Том, они тебя об этом не просят.
— Хорошо, — он отпустил ее, — твои предложения? Как мне поступить? Извиниться может быть перед ним? Или руку пожать? Или попросить, чтобы он еще раз высмеял нас обоих, перед нашими же близкими друзьями? Ты права, это было оскорбление. И я не стану этого терпеть, ты меня знаешь.
Теперь Морра потупила взгляд, а он начинал серьезно сердиться:
— Душа моя, если ты можешь игнорировать обиды, а у тебя это прекрасно получается, то я — не то, что не могу, я — не хочу. Тем более от левых людей. Только ты можешь мне что-то высказывать безнаказанно. Только тебе можно меня упрекать. Я возвел тебя на этот пьедестал, и позволяю тебе это из-за… — он немного запнулся, — короче, Мор, я никому не позволю нарушать наши границы. Мои границы. Любым образом. И пока у меня есть единомышленники, пока меня поддерживают, я знаю, что делаю все верно. И тем более не отступлюсь перед каким-то идиотом, который тут никто и звать его никак. Да, я с ним не закончил. И больше тебе хочу сказать, он так же не закончил со мной. Понятно? Поэтому не смей, слышишь, не смей мне ничего высказывать больше на эту тему.
— Ты мне запрещаешь?
— Да. Запрещаю. И сейчас не тот случай, когда я смогу молча стерпеть, если ты сделаешь мне назло. Поняла?
Она капризно хмыкнула:
— Что ты мне сделаешь? — Морра внимательно следила за тем, как меняется лицо мужчины, и он постепенно осознает, что ничего ей не сделает. — Тоже ударишь может быть?
— Мор, — очень серьезно произнес Том, — я не уверен, что хочу проверять, что случится, если ты реализуешь свое «назло» в этот раз.
— Звучит как вызов.
— Это не вызов. Мор, — Том сделал шаг назад, — не доводи до греха.
— Просишь?