***
Солнечный луч гуляет по лицу. Просыпаться совсем не хочется, но она вспоминает прошлую ночь, вскакивая с постели. В пижаме, не умывшись и не причесавшись, Адиса сбегает по лестнице, выбегает во двор. Около будки стоит мрачный отец, молча разглядывая пса. Лас, целый и невредимый прячется в темноте своего жилища. Только его глаза светятся в темноте.
― Ты считаешь это правильным? Это нормально, ты так думаешь? ― тихо спрашивает отец, не поворачивая головы.
Адиса не хочет отвечать на эти вопросы. Она не думает об этом. Лас вернулся, и он здесь. Ведь его смерть ― это какая-то глупая шутка её братца. Она ему отомстит, пока Адиса не знает как, но придумает обязательно, ему несдобровать.
― Ответь мне дочь! Кровь от крови моей! ― Тамир Банзарон пронзительно смотрит на неё, она видит печаль в его глазах, и в то же время едва сдерживаемый гнев.
― Брат напугал меня, я не хочу, чтобы он так делал, ― смущенно отвечает Адиса.
Отец подходит к ней, и обхватив руками лицо, заглядывает ей в глаза, пытаясь что-то найти, а потом усмехнувшись своим мыслям, резко отпускает руки.
― Всё что сказал и сделал Чингис ― истинная правда. Ты не веришь, твой мозг уже выдумал правдоподобную версию для успокоения тебя. Я знаю, сейчас твои инстинкты спят, сын не имел права говорить об этом. Ты не готова, ты еще совсем дитя. Он виноват, и он заплатит за это, ― с этими словами отец повернулся и пошёл к дому.
Адиса смотрит на спину отца. Он идёт согнувшись, будто неся на плечах бремя всего мира. Потом вприпрыжку подбегает к Ласу. Адиса пытается вытащить его из будки, но он скулит и упирается словно боится, облизывает её лицо шершавым языком, отчего девочке становилось щекотно. Она заливисто смеётся под яркими лучами солнца.
В тот же день за братом приезжают родственники из деревни. Их вызвал отец. Двое дородных высоких мужчин тяжело смотрят на Чингиса. В чёрных волосах сверкают на солнце серебряные нити седины. Бросаются в глаза простая запыленная одежда и серые ботинки. Они торопятся. От их взгляда мурашки бегают по спине и хочется согнуться в низком поклоне. Они обедают вместе с семьей, а после взяв за руку брата, видимо боясь его побега, уезжают на грузовике.
Через неделю Лас заболевает. Он ничего не ест. Всё время проводит в будке. Пёс проявляет агрессию, лает и пытается укусить. Адиса плачет и не хочет верить, что его время пришло. Ветеринар, осмотрев её лучшего друга, даёт неутешительный прогноз, отчего она рыдает. Мама крепко обнимает и молча гладит по голове. Отец смотрит на пса, и он замолкает. Адиса прощается с Ласом, не подходя близко. Отец не разрешает, а после ведёт его в лес, держа за поводок.
Брата Адиса увидит ровно через год. Когда она спрашивает отца о Чингисе, тот задумчиво смотрит на неё и повторяет: «Всё будет хорошо».
***
Пожилая женщина сидела на диване. На столик она поставила фотографию. Тут же родственники поместили подношение из мяса баранины, горки из печенья и конфет перед изображением бурхана. Свет лампады колебался от проходящих мимо людей. Похороны сломили старую женщину. Седая прядь выбилась из прически, но ей было всё равно. В голове кружились мысли и оседали словно пылинки.
Дамдин остановился около занавешенного зеркала. Вина камнем застряла в области грудной клетки и не давала вздохнуть. Он хотел напиться до потери памяти, но посмотрев на мать, ему стало стыдно и страшно.
Она постарела вмиг, как будто выключили тумблер у неё внутри. Жажда жизни будто затихла. Светло-карие глаза выцвели и превратились в мутную пленку. Она стала меньше, и напоминала Дамдину маленького беззащитного ребенка, которого обидели ни за что.
Лама монотонно читал молитвы, сидя за низким столиком на подушке. Не прерываясь, он иногда поднимал колокольчик и звон разносился по комнате. Невдалеке тихо сидели родственники, иногда только кто-нибудь подносил платок к глазам, чтобы не видно было слёз.
Запах благовоний пронизывал дом. Слова ламы перед похоронами его брата застряли в Дамдине как колючка. Он не хотел думать об этом, а тем более обсуждать, но ему приходиться это делать, многочисленная родня спрашивала о словах, испуганно отводя глаза, при этом все знали, то пробирающее до дрожи предсказание.
Тогда он хотел поехать в дацан один, но мать настояла сопровождать его. Они зашли к буддийскому монаху, их дальнему родственнику. Он занимал место в маленьком домике. Его лысая голова блестела. От зажжённых благовоний вверх тянулся дымок. Он строго посмотрел на вошедших и открыл книжку.