В воскресенье утром мы нарочно пришли на берег.
Степан был у своей ветки. Он накладывал заплаты из жести и прибивал их тонкими гвоздями. Он ни разу не взглянул на нас, хотя мы ходили совсем рядом. Положив последнюю заплату, он поднял голову и спросил:
— Ты лодку испортил?
— Я, — сказал Севка.
— Ну, подойди сюда, если ты такой храбрый.
— Иди сам.
Степан поднялся на ноги. Севка наклонился и подобрал булыжник.
— Ах ты, сопля… — буркнул Степан и шагнул вперед.
Севка поднял руку с булыжником. Я схватил его за плечо.
— Не надо, Севка!
— Правильно, милиция, не давай ему ходу, — засмеялся Степан.
— Не лезь, куда не спрашивают, — сказал мне Севка со злостью. Он бросил булыжник и полез в гору. Степан опять засмеялся.
— Ворюга! — крикнул я и побежал вслед за Севкой. Теперь уже я ничуть не жалел, что мы изрезали сети.
В понедельник днем, когда мы шли по улице, нас догнал груженый «ЗИЛ» Степана. Поравнявшись с нами, Степан заглушил мотор. Он высунулся из кабины и спросил почти весело:
— Ты сети порезал?
— Я, — сказал Севка.
Степан рывком выпрыгнул из кабины. Он сделал это так быстро, что мы даже не успели опомниться. Мы пробежали всего несколько шагов, и он схватил меня, потому что я бежал сзади. Я увидел его перекошенный рот и лицо — совсем не такое, как на берегу, и даже не такое, как там, на поляне. Мне показалось, что он сейчас убьет меня. И я закричал на всю улицу. Я кричал и видел, что Севка повернулся и бежит ко мне. Я видел, что в домах распахиваются окна. Но люди в окнах были слишком далеко. Сейчас я надеялся только на Севку. И вдруг Степан отпустил мою руку.
Я обернулся. Рядом стоял отец. И теперь уже он держал Степана за руку.
— В чем дело?
— Ничего, товарищ начальник, — сказал Степан. — Вот, хотел поймать и к вам отвести.
— Что случилось, Борис?
— Лодку испортили, — сказал Степан. — Днище пробили. Совсем новая лодка, товарищ начальник.
— Идем со мной! — приказал отец. — Ты, Жуйков, приступай к работе. Я разберусь… поскольку есть от тебя такое заявление.
Отец привел нас в отделение, в свой кабинет.
— Кто это сделал?
— Я, — сказал Севка.
— Мы, — сказал я.
— Зачем?
— Он вор, — сказал я. — У него сетей, как в колхозе. И самолов.
— Откуда тебе известно?
— Все так говорят, — торопливо проговорил Севка.
— Не пойман — не вор, — строго сказал отец. Он достал из кармана пять рублей. — Иди отдай за починку.
— Я не пойду.
— Тогда я пойду, — сказал отец, — Ты понимаешь, как это будет хорошо…
— Ладно, — сказал я, — пойду.
Мы направились к двери, но отец остановил нас.
— Слушайте, друзья, вам зачем лодка нужна?
— Мы просто катаемся, — ответил Севка.
— И далеко?
— Нет, мы вдоль берега, — сказал я.
— Так, так. — Отец покачал головой. — Ну, ладно…
Деньги мы сунули Степану под дверь. Наверное, он страшно удивился, когда их увидел.
Почти месяц Степан не выезжал на реку. И мы уже праздновали победу, хотя и старались не попадаться ему на улице.
А в конце июля ветка снова вышла на Енисей.
На нашей лодке мы возили для колхоза сено с дальних покосов, и выслеживать Степана нам теперь было некогда, так же как и взрослым.
Однажды мы проплывали мимо знакомой протоки, и Севка предложил подняться вверх, к тому месту, где мы встретились со Степаном в первый раз.
С Енисея тянул холодный ветер. Комаров не было и в помине. Мы не нашли старой тропы и долго плутали в тальнике, пока не отыскали поляну. Мы вышли на поляну и увидели… сети. Новенькие капроновые сети! Я даже не поверил своим глазам. Или Степан думал, что мы больше не придем на это место?
Но Севка не стал раздумывать.
— Давай бритву, — сказал он.
А я оглядывал поляну. Мне казалось, будто что-то здесь изменилось.
Вот шалаш… Береза, о которую Степан сломал ружье… Ну да, береза! Она лежала посреди поляны, выворотив из земли корни, покрытые пластами мха. А возле нее сидел… Степан. Он смотрел на нас, он упирался руками в землю, и колени его ног были вывернуты в разные стороны.
И я сразу вспомнил, что сегодня мы не видели его «ЗИЛа».
Я подался назад.
— Ребята… Ребята, идите сюда… не трону.
Мы подошли ближе и поняли, что случилось. Береза придавила Степану ноги. Она была не маленькая. Только очень сильный человек мог бы освободиться. Степан освободился. Но идти он не мог. Ноги были перебиты.
Наверное, я чувствительный. В эту минуту мне было очень жалко Степана. И я сразу простил ему все. Но на Севкином лице сочувствия не было. Правда, он первый подхватил Степана под руку.
Это очень трудно — волочить сквозь тальник такого тяжелого человека. Ветви тальника упругие, как пружины. Они цеплялись за нас и за ноги Степана. Но он молчал, только часто закрывал глаза и скрипел зубами.
Мы положили его в лодку. Севка привязал к корме ветку, которую мы не заметили, когда вылезли на берег. На носу ветки мокрой грудой лежал самолов. Половина ветки была забита окровавленной стерлядью.
Полдороги Степан лежал неподвижно. Мы думали, что он потерял сознание. Но на середине Енисея он открыл глаза.
— Севка… — сказал он. — Слышь, Севка… Скинь самолов.
Севка молча продолжал грести.
— Севка… ведь посадят… вылечат и посадят…
Севка молчал.
— Ребята… у меня в комнате деньги… под подоконником. За рыбу выручил. Мне не нужно. Берите себе. Ключ — вот он…
Степан попробовал повернуться на бок, чтобы залезть в карман. Но повернуться он не смог. Он прислонился головой к борту и смотрел на нас не мигая.
— Боря, — громко сказал Севка, — когда пристанем, ты беги в милицию, а я его покараулю.
Некоторое время Степан лежал молча. Потом он заговорил хрипло, с большими паузами:
— Кого караулить?.. Меня? Не убегу… не на чем… Скинь самолов, Севка. Я тебе ружье куплю… новое… взамен того…
— Нет, — сказал Севка.
— Ты мне сети порезал…
— Порезал, — сказал Севка.
— …Сотни на две… Я же ничего… А что ударил, — извини.
Севка наклонил голову и стал грести еще быстрее. Берег был уже близко. Степан приподнялся на руках.
— Не знал я, что ты такой, — сказал он, морщась. — Я ведь все равно что раненый… Мне… может… не ходить больше… А ты — предатель. Не смогли честно. Значит, — так?
Севка покраснел и бросил весла.
— А кто самолов ставил? Мы!? — крикнул он. — А сетка?!. Незаконная!.. А я — предатель? — Севка подтянул ветку и рывком перевернул ее. Самолов плюхнулся в воду и пошел на дно. Из-под борта вынырнула окровавленная, но еще живая стерлядь. Она слабо виляла хвостом, пытаясь уйти в глубину. — На! — крикнул Севка. — Сам ты предатель!
Мы подошли к берегу. Перевернутая ветка тащилась сзади.
Севка выпрыгнул из лодки и, не оглядываясь, пошел прочь.
Степан уехал от нас, как только вышел из больницы.
Письмо отца лежит передо мной. Я засовываю его в карман и бегу на улицу. Я втискиваюсь в телефонную будку и долго уговариваю коменданта вызвать Севку с третьего этажа, комната тридцать девять.
— Севка! — ору я в трубку. — Ура! Дом обвалился!
— Ты спятил? Или ты уже сдал экзамен? — спрашивает Севка.
— Нет, — кричу я, — просто мне очень хочется съездить домой! Поедем?
— Летом можно, — говорит Севка.
— Приходи, есть интересное письмо.
— Лучше ты… — говорит Севка. — Мне некогда.
Я швыряю трубку на рычаг и бегу к остановке.