– Что дальше? – спросил Герман, когда они вылезли на берег.
После купания действительно чувствовался приток сил. Захотелось покурить и выпить.
Надя искрилась в бриллиантах капелек, сидела, поджав колени, и перебирала песок пальцами ног.
– Дальше по плану… поеду в Морджим… там серфинг сейчас.
– Даже не поспишь? Ты же не спала как следует, перелет был такой тяжелый…
– Герман. – Она строго посмотрела на него долгим-предолгим взглядом, а он страшно пожалел, что не зашел с Алисой в кабинку туалета.
Один
На следующий день, 6 октября, Герман в длинной, расшитой блестками рубахе курта, в бирюзовых широких шароварах, в сикхском тюрбане-дастаре и роскошных, расшитых золотыми нитями остроносых моджари (все вместе в пересчете на наши деньги не дороже пяти тысяч рублей), как некий пенджабский султан, сидел под тентом в шезлонге. В раскаленном воздухе стоял этнотранс, раздававшийся из бамбуково-пальмового кафе на высоком берегу над пляжем: диджериду, там-там, варган – музыка как бы давала забродивший голос ветру, хриплый и страшный – низко летящему колкому песку, а края тентов танцевали, как сотни юбочек Катрин.
Пророк наблюдал явления внешнего мира. Он наконец освободился от страстей. С отъездом Нади его мысли вязко потекли по поверхности, набирая по дороге драгоценный сор: породы кур, виды муравьев, оттенки окраса собак, а также маленьких крабов, бегущих бочком во время отлива в свои дырочки-норки. «Вот она вездесущая жизнь под солнцем, – говорил себе Герман, – ничего не требующая, а только ласкающая, как океан ласкает берег. Быть всего лишь благодарным зрителем в первом ряду. Позволять потоку жизни проходить через тебя свободно».
Герман заставлял себя вернуться к Миссии, вспомнить про memento mori и высокую цель, выстроить внутренние ресурсы в боевом порядке. Обращался к ним с речью военачальника: «Будьте готовы, будьте бдительны»; они же отвечали бесстрастным гулом: «Мы готовы, готовы…», как будто хотели, чтобы он поскорее оставил их в покое.
От музыки и ветра Третьяковский задремал. Его разбудила маленькая вертлявая белозубая торговка в бейсболке, совершенно прокоптившаяся на солнце, обвешанная браслетами и парео. Стоя над ним, она монотонно повторяла: «Массаж» – и трогала его за ногу.
Герман посмотрел на свои щиколотки. Отек почти полностью спал. Значит, он выздоравливал.
Подозревая, что это очередное искушение, Пророк отказался:
– Сэнк ю, ай донт нид ит.
– Вай? Ит вил би вери гуд.
Она присела на шезлонг и провела кистью по его ноге.
– Стоп. Ай сэд, ай донт нид ит.
– Вэн вил ю нид? Тэл ми…
– Ай донт ноу.
– Вэн? – Индианка не собиралась сдаваться. Видно, Герман в своем облачении, вызвал в ней верноподданнические чувства. Как ни старайся, куда-нибудь вляпаешься. Надо быть монахом.
– Окей. Тумороу ай кам.
Мгновенно развеселившись, подарила Герману лукавый молдаванский взгляд с открытки пятидесятых и подошла к расположившейся на соседнем шезлонге налитой и апатичной русской даме с каменной меланхолией в лице. Дама была завернута в ткань с изображениями жуков и бабочек. Торговка принялась разворачивать перед ней одну цветную тряпку за другой, но женщина ничего не хо тела.
– Мне нужно с совами, O-W-E – раздраженно повторяла она по буквам.
Индианка не понимала. Тогда дама попыталась объяснить, что браслет, купленный в прошлый раз, уже сломался. Но та мотала головой, вилась и ластилась, трогала женщину за скромно подобранные под ткань с жуками гигантские голени, потом взяла веревку и показала, что может их побрить.
Дама начала улыбаться. Загипнотизированная ужимками этой мастерицы, любительница сов стала гораздо покладистей. Герман увидел, что вот уже в ее руке появилось сто рупий за парео в мелкий цветок.
Когда торговку сдуло, дама рассмотрела обтрепавшиеся углы покупки и грубо крикнула девочке, копавшейся в песке все это время:
– Я тебе что говорила? На солнце не сиди.
Затем схватила ее за руку и понуро косолапо убралась.
– Туристы. – Рядом с Германом возникла официантка из кафе над пляжем. Полузакрыв глаза, в легком простеньком платье, она лениво крутила пои. Ей было лет двадцать пять. – Лучше на пляже ничего не покупать.
Третьяковский кивнул:
– Я так и понял.
Он засмотрелся на красивые движения: шарики вращались вокруг ее тела как бы сами по себе, опутывая его ажурными орбитами.
– Вы откуда? – спросила она, прервавшись.
– Из Москвы.
– А я из Алма-Аты.
Девушка представилась Марией, у нее был неправильный прикус: зубы, как поплывший забор. Но это ее не портило.