– Смотри.
Конечно же там были бабочки. Большие и маленькие, на удивление хорошо нарисованные.
– А где живот? – спросил я.
Она растерянно на меня посмотрела, растерянность сменилась пониманием, и по центру листа появился закрашенный кружок.
– Что это? – теперь не понял я.
– Пупок!
Всю смену я ходил и улыбался, а около часа ночи случилось то, чего я так долго опасался. В этот вечер не случиться чего-то плохого не могло.
Бывает что-то в воздухе, от чего люди, пьянея, не веселеют, а наливаются дурной злобой.
Воздух в баре искрил и пах скорой дракой. Танцпол был пуст, по кухне заказов почти не было, с бара в зал шёл крепкий алкоголь. Диджей поставил немецкое техно и свалил курить, по времени скурил, наверное, пачку. Моя опытная официантка ходила с каменным лицом и особенно старательно никого не касалась, одной Бабочке всё было ни по чём – то там, тот тут среди сгорбленных спин мелькала её светящаяся в ультрафиолете футболка.
Я достал из морозилки ещё две заиндевевших бутылки водки и сунул на их место тёплую, а, когда закрыл дверь, а за ней стояла Бабочка. Её била крупная дрожь, ручки сжались в кулачки, глаза полны слёз. Странным движением, как сломанная механическая кукла, она дёргала подбородком в сторону зала и повторяла:
– Он… Он…
– Что "он"?! – спросил я как можно строже. На стойке лежал целый веер невыполненных заказов и истерика официантки мне была совсем не в кассу.
– Он…
Я сунул ей стакан с водой:
– Выпей, выдохни и скажи, что случилось.
Дробно стуча зубами, она выпила и выпалила:
– Он меня облапал! Усадил на колени и облапал! Он… рукой… залез ко мне… в трусики!
– Кто он?
– Мужик, пьяный, с "два-три".
Третий стол во втором ряду. У стойки ждала свой заказ вторая официантка.
– Знаешь, кто на "два-три"? – спросил я.
– Знаю. Мясной павильон держит на рынке, редкий мудак, и дружки такие же.
– Возьмёшь?
– Щас. Её стол, пусть учится.
Я посмотрел на Бабочку, и она замотала головой:
– Нет-нет-нет, я и близко не подойду, я лучше прям сейчас уволюсь.
Выхода у меня не было. На охране хозяин экономил, а я – не боец ММА.
Хилый диджей, две официантки, да повар, который в кухню боком входил – вот и вся моя армия. Я выудил счёт столика "два-три", сумма на нём стояла приличная – я за две смены столько не заработаю – и пошёл.
За столом сидят четверо здоровенных мужиков. Есть такая порода богатырей, свининой откормленных, водкой проспиртованных – кулаки с пивную кружку, ряха отпескоструена, на коленях – десятивёдерное тугое пузо. Вроде, и сала там на среднюю хрюшку хватит, а силы в ручищах немеряно. На меня и одного б хватило, а их четверо. Стою перед ними в чёрной жилетке, да в бабочке, уместный, как императорский пингвин в клетке с медведями. Один, что с краю, поднимает на меня голову, поднимает тяжело: в счёте два литра бурбона, семь кружек пива.
– Слышь, халдей, – говорит, – мелкую позови, мы не договорили.
Я, как могу твёрдо, а значит совсем не твёрдо, и чуть не сорвавшись на козлетон, отвечаю:
– Она не будет обслуживать ваш стол.
Сложив руки на груди, он смотрит на меня, как на неведому зверушку.
– Ты, наверно, не понял. Мелкую сюда зови.
Я кладу на стол счёт.
– Оплатите, пожалуйста, и я прошу вас покинуть наше заведение.
Он с преувеличенным вниманием вглядывается в бланк и переглядывается с друзьями:
– Не, слышали?
Все громко ржут.
– Слышь, ищи работу, придурок… Лежачую. Первое, что я сделаю – сломаю тебе ноги.
Он вцепляется руками в стол, и мне кажется, что сейчас столешница хрустнет и разломится. Я оглядываюсь. Из проёма кухни высунула испуганную мордочку вторая официантка, Бабочки и повара не видать, диджейский пульт по-прежнему брошен, и я всерьёз начинаю беспокоиться о здоровье диджея – столько курить! Арсений, пьяный в дымину, спит где-то там на своём матрасе, на его счету сегодня стало на ноль семь вискаря больше, да и какой из него боец?
Мне ужасно хочется сохранить и лицо, и морду – она у меня вполне востребованная, и девчонкам нравится, но я понимаю, что чем-то одним придётся пожертвовать. Скорей всего, вместе с ногами. Как пленный солдат на допросе повторяет личный номер, я твержу: "Оплатите, пожалуйста, счёт и покиньте заведение", прекрасно понимая, что платить никто не будет, а из заведения вынесут меня.
Обидчик Бабочки поднимается, нависает надо мной, от него несёт водкой и кровью – запах сырого мяса въедается в кожу, его не вывести. С него могли б писать Халка – двухметровая гора мышц. Кругом толпа, но за бармена никто вписываться не будет: бармены гады, они обсчитывают и не доливают, на клиентах наживаются, официанток тискать не дают.