– Ух, ты смотри, зарисовался – не сотрёшь! – восхищённо протянул Костя.
– Это ради кого такой парадный выезд?
– Скорей всего, ради Бабочки, – ответил я.
– Умеет… – Костя с уважением отсалютовал мне бокалом.
Хозяин с Арсением сели за столик. Арсений получил пачку счетов, Бабочка принесла калькулятор и скрылась на кухне. Они долго тыкали друг другу бумажки и стучали по кнопкам, потом Арсений бросил на стол пачку денег и провёл ладонью. Жест недвусмысленно говорил: "Всё". Хозяин поджал губы, но взял деньги и положил в карман. Арсений встал, протянул руку. Хозяин не сдвинулся с места. Арсений тряхнул рукой. Хозяин сунул ладони подмышки.
– Кажется, дружба кончилась, – констатировал Костя.
– Похоже на то, – ответил я и подлил в бокалы.
Арсений вышел из бара, под руку его держала Бабочка. Хозяин так и сидел, нахохлившись, за столом. Бабочка вдруг вскинула руку с задранным средним пальцем. Арсений предупредительно открыл перед ней дверь машины. Бабочка повернулась, увидела меня. Я отсалютовал ей бокалом, но она опустила взгляд и скользнула в салон. Следом залез Арсений, и машина укатила.
– Изгнание из рая! – расхохотался Костя.
– Какое изгнание? – отмахнулся я. -Адам с Евой повзрослели, детство кончилось, вечной жизни, оказалось, нет, а, чтобы жить дальше, надо продавать себя.
– Жестоко, – усмехнулся Костя, – но по сути верно. Поверь отцу двух повзрослевших дочерей. За детей!
Мы сдвинули бокалы.
– Не знаешь, почему так грустно? – неожиданно для самого себя спросил я.
– Знаю. Взросление всегда грустно, потому что оно так же необратимо, как старость и смерть, а у нас коньяк кончился.
– Попроще есть. Пойдёт?
– Неси!
Я ушёл за стойку, где стояли коробки с завёрнутыми в бумажные полотенца бокалами. Завтра я упакую, что осталось, и грузовик увезёт всё летнее в зимний бар. Жизнь продолжается, Костя договорился.