Твой старый Глод.
Нацепив через плечо солдатскую сумку, неся картонки в руках, он вышел из дому. Бомбастый присоединился к нему, помог нести другу поклажу. Направлялись они в городок.
- Скажи, Глод, а там наверху так же хорошо, как у нас нынче?
- По словам Диковины, да. Все наши горести и ревматизмы останутся здесь, сынок. Думаю даже, что мы обделали неплохое дельце, задумав улететь отсюда! С некоторых пор даже слепому видно, что вся Земля огнем охвачена, что скоро придется выбирать только между концентрационными лагерями и парками отдыха. Есть такие края, где на хлебе с водой сидят. А есть и другие, где лопают таблетки, чтобы переварить разные деликатесы, которыми обожрались. А возьми море, пропало оно к чертовой бабушке, там теперь вместо воды сплошной мазут, а чайки схватывают рыбешку величиной с граммофонную иглу. Я уже не говорю о тех местностях, где потрошат людей за милую душу на каждом углу, и конца этому не будет, потому что люди никогда не смогут увидеть себя со стороны.
- Верно говоришь, милок. А мы на них будем поглядывать сверху, с нашей скамеечки, попивать винцо и покрикивать: "За ваше здоровье, ребята!", и пусть они сами в своих делах разбираются.
Веселясь от души, как бы уже находясь в состоянии невесомости, они ласково похлопали друг дружку по спине. Впервые со дня сотворения мира два христианина были счастливы покинуть Землю, чего так боялись всю жизнь, равно как и все их современники.
В городке они первым делом зашли на почту, где приемщик, знавший Глода с Бомбастым уже десятки лет, обомлел:
- Дядюшка Ратинье... да неужели вы Франсине посылку отправляете?
- Нет, Виктор, не бедняжке моей Франсине, нет. Это одной родственнице.
- А я уж подумал...
- ... что я сбрендил? Пока еще нет. Заметь, мне еще сто тридцать лет жить осталось!
- И мне тоже, - гоготнул Бомбастый.
Виктор решил, что они просто его разыгрывают.
Колокола снова подняли трезвон. Глод с Бомбастым встали у церковных ворот. Через несколько минут появился свадебный кортеж.
- Да здравствует новобрачная! - проревел Ратинье.
- Да здравствуют молодожены! - проорал Шерасс. Грегуар Труфинь нахмурился и проворчал на ухо соседу:
- Что этим старым обезьянам здесь нужно?
Глод засунул руку в свою сумку, то же самое сделал и Бомбастый, и две пригоршни луидоров пролились золотым дождем на свадебную процессию.
- Осторожно, конфетки! - с громовым смехом рыкнул Ратинье, посылая вторую пулеметную очередь луидоров.
- Их, правда, не едят, но получается то же на то же! - крикнул Шерасс и тоже швырнул горсть золотых величественным жестом сеятеля.
- Да это же, черт побери, золотые монеты! - завопил новобрачный, бросаясь, как вратарь, прямо в пыль, куда вслед за ним рухнули и шаферы.
- Золотые монеты, - подхватил весь свадебный кортеж, рассыпавшись по земле на манер костяшек домино.
- Да не деритесь вы! На всех хватит! - кричали им Глод с Бомбастым, разбрасывая во все стороны луидоры, словно кропя стоящую на четвереньках толпу.
В несколько секунд вся свадьба полегла на землю.
Колотили друг друга.
Рвали друг на друге праздничные одежды.
Новобрачную хватили кулаком по глазу.
Мэр сцепился из-за монетки с кюре, прибежавшим на шум, и укусил его.
Мальчишки из хора тоже врезались в толпу ищущих и били их куда попало.
Старухи царапали друг другу физиономии, теряя в песке вставные челюсти.
Чья-то бабушка, дама весьма тонная, ползала, как удав, между дерущимися и прямо заглатывала попадавшиеся ей золотые.
- Смелей! Смелей! - покрикивали великодушные дарители, подзадоривая это стадо обезумевших баранов, осыпаемых чудесным золотым дождем.
Кюре, не выпускавшего добычу, затоптали.
В пылу боя стащили брючонки с мальчика из хора.
Ругались как извозчики.
Рассорились на всю жизнь.
Вцеплялись дамам в перманент.
Норовили стукнуть соперника башкой в нос.
В лучшем случае обменивались пощечинами.
На паперти то и дело завязывались новые схватки.
Повсюду кровь, пот, слезы.
Фатой новобрачной окутало учителя.
С одного благостного старца сорвали очки, а самого ударили его же собственной тростью по черепу.
Рвали друг с друга галстуки. Рубашки. Платья.
Мэр очутился без подтяжек.
Целили в жизненно важные органы соседа. Не щадили и срамных мест.
Кое-кому расквасили нос.
Чья-то сумочка выскочила за штрафную линию. Ее вбросили на поле ногой.
- Да есть еще! - надрывались Шерасс и Ратинье.
Град луидоров забарабанил по зубам какого-то вполне приличного господина, возвращавшегося из города, и добрался он домой весь в лохмотьях.
Подростки верещали как ошпаренные.
Кепи одного из стражников, до краев полное луидорами, кто-то ловко подбил ногой, как игрок в регби.
А потом уже незачем стало рыться в гравии. Незачем было копать его и перекапывать, оставалось лишь подняться с земли и кое-как привести в порядок непоправимо разодранные одеяния. Никто не видел, как улизнули Глод и Бомбастый. Напрасно свадебный кортеж оглядывался по сторонам кто подбитым, кто заплывшим глазом. Поддерживая панталоны обеими руками, Труфинь громовым голосом допытывался у своего помощника:
- Какую меру наказания можно применить к этим двум старым бандитам?
- Никакую, Грегуар, никакую, - ответил помощник, растирая щеку, на которой остались следы чьей-то пятерни на манер звезды. - Такова традиция - осыпать новобрачных монетами при выходе их из церкви.
- Но не луидорами же, черт подери!
- Это действительно не предусмотрено законом, но не думаю, чтобы оно послужило отягчающим обстоятельством. Уж скорее, все это сделано от доброго сердца.
Оставив позади свадебный кортеж, превратившийся в траурную процессию, распавшиеся семьи, рассорившихся любовников, навеки порвавших друзей, Шерасс и Ратинье с облегчением перевели дух и мирно зашагали по дороге к дому. Даже горб Бомбастого, казалось, веселился вовсю.
- Видал работку-то, Глод?
- В ихнем парке отдыха лучшего не увидишь!
- Труфинь здорово надулся. Наверняка придет нас костить!
- А вот я уверен, что нет.
- Почему это?
- Прежде чем нас костить, им надо нам денежки вернуть, а ни один тебе не вернет, держи карман шире!
- Об этом я и не подумал.
- Зато я подумал. Да они скорее все передохнут, чем хоть грош отдадут.
Пройдя еще немного, они повстречали мальчугана лет семи; заметив наших дружков, он быстро сдернул с головы беретик.
- Добрый день, мсье Шерасс, добрый день, мсье Ратинье.
- Постой-ка, паренек, - сказал Глод. - Уж больно ты вежливый мальчик. Уж не сын ли ты Пурийонов, что живут в Пти-Жавель?
- Да, мсье Ратинье. Меня зовут Максим.
- Конфеты, Максим, любишь?
- Конечно, люблю...
Глод вынул портмоне, вытащил оттуда франки, оставшиеся после обмена луидоров в Сельскохозяйственном кредитном банке, присоединил к ним всю свою пенсию:
- Держи, малый. Тут вроде бы четыреста тысяч наберется.
- Четыреста тысяч!
- Да, только смотри родителям не говори. А то отберут. Спрячь-ка их в металлический ящичек и снеси на чердак. Затем Глод повернулся к Бомбастому:
- Вот что! Отдай-ка и ты ему свои капиталы! Там, куда мы отправляемся, они прах один!
Сизисс тут же вынул все свои деньги, вручил их мальчику, а тот испуганно пробормотал: "Спасибо, мсье!"
- Теперь ты, Максим, будешь верить волшебным сказкам о добрых феях, улыбнулся Глод, - Только не треплись повсюду, а феи и впрямь есть. Даже наш Бомбастый - чистая фея Карабосс.
- Тоже мне остряк нашелся! - проворчал Сизисс. Ратинье погладил мальчика по головке.
- Ну иди, Максим. И запомни: вежливость - великая штука.
Мальчуган еще раз поблагодарил стариков и умчался вприпрыжку не помня себя от радости. А Глод царственным жестом швырнул свое портмоне в придорожную канаву и заявил: