—Что это? – Морган всматривалась в странный шрам, напоминающий кривой рисунок солнца на коже.
—Молния. – Максвелл принялся скоблить ногтем выжженную ладонь, усмехаясь заранее предугадав реакцию девочки.
—В тебя ударила молния?! – У Морган отвисла челюсть, что мешало ей попросить продолжения этой истории.
—Было такое, да. Причём заметь, на мне толком ничего не видно, но конкретно это, охо-хо-хо. Это был очень мощный выстрел. Рука горела несколько дней, как вчера помню. А сколько я мази от ожогов выдавил и представить сложно. А посчитать тем более.
—А как это произошло?
И Максвелл Стронг начал свой рассказ. Он поведал маленькой Морган о суперзлодее Гром, сделав отдельный акцент на оригинальности его имени, о том, как преступник сбежал из тюрьмы и взялся громить городские улицы в погоне от полицейских. О драке, состоявшей из бросков тяжелых вещей и электрических зарядов. Макс размахивал руками по сторонам, будто бы он сам извергал эти импульсы из фаланг пальцев. Он рассказал, как один из световых выстрелов ослепил его, а поток чистой энергии врезался в ладонь Голиафа, что встал на против раненных полицейских, о том как шаг за шагом супергерой подбирался всё ближе к преступнику, пока прямой удар по голове не отправил Грома в ближайший автомобиль такси.
—А кому ты рассказал об этом? – Морган придерживала покрасневшие щёки маленькими ладонями, чтобы сдерживать отваливающуюся от удивления челюсть.
—Рассказал? Ты, видно, шутишь. – Макс ухмыльнулся, и машинально стал водить пальцем по краю кружки, пытаясь спрятать неловкость.
—Ты никому не похвастался насчёт этого? – Морган возмущённо покачала головой.
—Да, всё так. Не единой душе.
—Даже родителям?
—Особенно родителям.
—Но почему?
—Это… это сложный вопрос. Возможно страх быть отвергнутым, ведь я явно не такой как все. А может мне было просто не до этого во время этих тренировок. Не помню, если честно. – Глаза мужчины говорили обратное, он всё помнил, в особенности страх, что его будут бояться.
—Блин, а я бы сразу маме рассказала. – Морган уставился в потолок, словно задумываясь.
—Верю, верю. Мы закончили? – Максвелл выдохнул и поднёс чашку к губам.
—Ну уж нет! Я слишком долго ждала от тебя правды. Да и потом сейчас происходит чуть ли не самая крутая штука в моей жизни, и хрен я её упущу!
—Морган, ругаться плохо. – Произнёс мужчина, отпивая из чашки.
—Пить тоже.
—Естественно, но в моём случае я имею очень высокий метаболизм. Вроде так. То есть я не толстею, не худею, могу набрать мышечную массу, но она спадает очень долго. Не пьянею и не голодаю. И жажду тоже не испытываю. Но вот уставать я могу, да. Хотя и отдыхаю я быстрее, чем люди.
—А зачем тогда есть и пить?
—Вкусно, потому что.
—А. – Морган на секунду впала в ступор, словно пристыдив себя за такой вопрос с очевидным ответом. – Поняла. А как ты… ну… стал Голиафом?
Максвелл вновь отхлебнул из кружки, почти осушив керамическую ёмкость. Он начал пересказывать свои воспоминания по мере прихода их на ум. Максвелл почувствовал азарт и какой-то прилив сил, и говорил о чём Морган не спрашивала напрямую: о детстве, о небесной вспышке, пропавшем электричестве в некоторых городах, о найденных в ДТП способностях, а точнее о разбитом об подростка автомобиле, об экспериментах в поисках предела своих сил и годовой тренировки с самым невероятным весом, для закалки мышц. Мужчина описывал, как ломал камни, рвал металлические листы, гнул стальные пруты и отжимался с грузовиками на спине. Рассказ перешёл к прыжкам с крыши прямо на кирпичи и щебень, а также к забегу по просёлочной местности. Максвелл сиял, рассказывая о своём «хобби». В его глазах был виден яркий отблеск ностальгии. Перед ним возникли картинки, описания которых слетали с языка мужчины. О молодом юноше, закончившем школу и отправившемся покорять город Чикаго. Юноша был высокий и широкоплечий, а главное любил носить бандану на волосах. Почему? Потому что её носил 2pac.
Он поселился в съемной квартире, наполненной плесенью и пылью, потому жилец выбирался по вечерам на прогулку, чтобы дать лёгким отдохнуть от скопившегося внутри осадка. Прогулки затягивались почти до утра, а в последствии перешли и на дневное время. И так однажды юноша мирно осматривал городские достопримечательности пока внимание его и других людей не было нарушено полицейской сиреной в районе городского банка. Закрепилось местное волнение вооружёнными людьми с чёрными балаклавами на голове, бежавших к фургону у тротуара. Тогда юноша впервые по-настоящему испугался. Его ноги вросли в бетон, а тело отказывалось двигаться. Максвелл смотрел на эту картину прямиком из криминальных фильмов напуганным, но заинтересованным взглядом. Но в одно мгновение он вышел из введенного анабиоза, когда один из преступников схватил рядом стоявшую женщину в заложники. Макс описал свою злость, оторвавшую его ноги от земли, заставившую закрыть нос и рот банданой и подпрыгнуть на несколько метров плечом вперёд. Грузовик, куда хотели забраться грабители тут же перевернулся, разбив бордюр и кусок тротуара. Максвелл рассказал о прильнувшей смелости, что заставила его схватить одного из грабителей за ногу и бросить того через своего подельника. Стоял громкий звон от мусорных вёдер и газетного ящика. В тот же миг заложница была отпущена, а второй преступник сложил оружие, увидев неравного соперника.