Штабс-капитан Хованский тоже знал себе цену и сразу же поселился на Елисейских полях в дорогом отеле «Карлтон». Гостиница была что надо — с великолепным, застланным драгоценными коврами холлом, с уютным, красиво стилизованным под зимний сад рестораном, а главное, длинными, в целях экономии слабо освещенными по ночам коридорами.
Когда на небе загорелись звезды, а Морфей крепко обнял «Карлтон» своим крылом, Хованский натянул сплошное шелковое трико неприметно-серого цвета, прихватил «колбасу» — длинный холщовый мешочек, плотно набитый песком, — и крадучись вышел из номера.
Ему подфартило сразу. В первую же ночь он глушанул здоровенного полупьяного борова в черном широком пальто, белом фрачном кашне и шелковом цилиндре. Пока терпило припухал на пороге своего номера, штабс-капитан дверку открыл, затащил хозяина внутрь и все начисто вынес. Полгода крутил он хвостом в роли «гостиничной крысы», поменял с десяток отелей, но в шикарном, застланном зеленоватыми коврами коридоре «Мажестика» с ним приключилась беда. Там на него стремительно накинулись конкуренты — двое плечистых молодых людей в сером трико, жестоко избили «колбасами», и пришлось штабс-капитану экстренно съезжать. А скоро во всех приличных отелях появились ночные дежурные — плотные, усатые, больше похожие на апашей, — и Хованский решил, что настала пора быть ему ближе к простому народу.
Он поселился в квартале Сен-Дени на одной из старинных узких улиц, которую мостил еще лучезарнейший король. Здесь обитали проститутки, мелкие ремесленники и сутенеры, скрипели тележки с овощами, в жаровнях лопалась кожура каштанов, а за окнами сушились от любовной влаги полосатые перины.
Семен Ильич завел себе широкие штаны, привык без отвращения хлестать «Пинар» и бойко топтал черноволосую курочку, приходившую к нему вечерами из универсального магазина «Прекрасная молочница». Однако, не останавливаясь на достигнутом, он частенько поднимался на горы Мартра, где ночи напролет сверкали разноцветные огни и раздавался беззаботный женский смех.
Веселый Монмартр — это бульвар Клиши между двумя круглыми, окончательно веселыми площадями Пигаль и Бланш. Как только над Парижем опустится ночь, все здесь придет в движение: откроются двери кабаков, крутанет своими крыльями знаменитая «Мулен Руж», и в бешеном хороводе завертятся девушки в шелковых юбчонках по колено, сволочи буржуа, воры, педерасты и мрачные, как грозовое небо, русские, уверенные в скором падении большевиков. И каждый раз в этом человеческом скопище Хованский находил терпилу безответного, который после смази по кумполу сдавал ему кровянку легко, а главное, молча.
Жить бы штабс-капитану не тужить, да однажды он погорячился и за десять тысяч франков сработал не очень чисто старика рантье, не разглядев, однако, в петлице у того розетку Легиона. Проклятый крапюль издох, газета «Л’Энтрансижан» назвала его скромным героем Франции, и сразу же дело обрело политический окрас.
Старперовы деньги закончились быстро, а вот неприятности обещали быть продолжительными: ажаны, полицейские на велосипедах, даже молодчики из Сюрте — все они плотно сели штабс-капитану на хвост, и ему пришлось залечь на самое дно в мрачном притоне с названием веселеньким: «Розовый котик». Заведение это размещалось в узкой щели улицы Венеции — архитектурного наследия пятнадцатого века, с грязными писсуарами снаружи домов, с загаженной куриными внутренностями мостовой и населенного большей частью элементом преступным.
Здесь, в сводчатом полуподвале, из которого имелся ход в подземелья древних катакомб под центром Парижа, Семен Ильич и пережидал беду, находясь в обществе больной сифилисом торговки краденым мадам Леклер, с которой поддерживал крепкие деловые связи. Местные апаши отнеслись к нему с пониманием — не одним только большевикам присуще чувство интернационализма, и вскоре с новыми товарищами он уже ловко потрошил «ударом дедушки Франсуа» паразитов нуворишей, разжиревших во время войны.
Метода эта стара как мир. Для претворения ее в жизнь всего-то и нужно только шелковое кашне в ваших руках да надежный помощник поблизости. Вы подкрадываетесь к жертве сзади, накидываете шарф ей на горло и, дергая, опрокидываете назад, одновременно взваливая потерпевшего себе на бедро. В это время ваш товарищ быстро очищает его карманы, минута — и все в ажуре.