— Суки, урою! — Савельев стремительно травмировал ближайшему бойцу голеностоп, шваркнул его соседу по ногам стулом и, без труда перемахнув через стойку, крепко прижал консервный нож бармену к горлу. — Назад, а то хана ему.
На мгновение толпа замерла, а чтобы все сомнения вообще отпали разом, ликвидатор медленно улыбнулся и сделал резкое движение рукой. Из распоротого волосатого уха хлынула ручьем кровища, заскулил истошно подраненный общепитовский деятель. Снова сунув замокревший инструмент ему под горло, Савельев глянул сурово:
— В закрома веди, лишенец.
Дважды повторять не пришлось. Едва очутившись в тесной, слабо освещенной подсобке, он с лязгом задвинул засов, в целях профилактики отправил бармена в нокаут и кинулся открывать заржавевшие запоры погрузочного окна. От ударов чем-то тяжелым дверь предательски затрещала, жалобно звякнули бутылки на стеллажах. Распахнув наконец обитые железом створки, Юрий Павлович нырнул головой вперед в грязный, затоптанный снег узкого двора-колодца. Теперь стремительный рывок, только бы убраться побыстрее из каменной западни, однако не получилось: из дверей «Рапсодии» уже выкатилась разъяренная, алчущая крови толпа. Сбитый подножкой на тротуар, Савельев завертелся бешено на пятой точке, щедро раздавая удары по ногам и мужским достоинствам атакующих. Мгновение — и, словно подкинутый мощной пружиной, он сделал длинный кувырок, вырвался за пределы круга и устремился по направлению к метро.
Эх, хорошо было бы подхватить с земли кусок арматурки, камешек какой — не надо забывать, что булыжник — оружие пролетариев, — осколок стекла, на худой конец, но недавно выпал снег — ничего путного не видать, а справа снова послышались разъяренные крики преследователей, видимо, срезали проходными дворами, понятное дело — аборигены.
Была не была — Юрий Павлович нырнул в ближайший парадняк и, оказавшись на втором этаже, начал яростно выламывать железную стойку от перил. Ни фига, это вам не в хрущевке какой-нибудь, здесь все построено прочно, на совесть. Савельев уже решился в случае чего сигать в окошко, как неожиданно губы его сами собой расплылись в улыбке — лопатка. Ржавая, с расколовшимся черенком, откуда взялась она здесь? Хорошо бы, конечно, наточить ее с трех сторон до бритвенной остроты, гвоздочком укрепить поладнее, да ничего, и на том спасибо, потому как лопата — это вещь серьезная, подарок, можно сказать, судьбы. Алебарда, говорят, от нее произошла, да и сама она оружие мощное, по сути дела, универсальное. Хорошо наточенная лопата рубит конечности не хуже топора, легко вскрывает животы, а уж череп ей раскроить — пара пустяков, но все это, конечно, в умелых руках, привычка нужна.
Чего-чего, а навыков у Юрия Павловича хватало с избытком. Первый же нападающий ошалело уставился на свою изуродованную кисть и с животным ревом принялся подбирать отрубленные пальцы с грязных ступенек — бесполезно, милай, микрохирургия здесь тебе не поможет, ты сам-то смотри, кровушкой не изойди да в обморок не брякнись. А ты куда, дурашка? Савельев легко отбил лопатой нож и, раздробив атакующему переносицу, спихнул сразу же обмякшее тело ногой вниз — иди, родной, лечись. В считанные мгновенья он обиходил еще пяток нападавших, и на лестнице образовалось потерявшееся, исходившее кровью и животным ревом людское скопище — зрелище жалкое весьма.
Любоваться ничтожеством человеческим ликвидатор не стал, а кинулся наверх, к заветной двери на чердак. Потревожив мирно зимовавшую чету бомжей, он выбрался на скользкую от снега крышу. Дома раньше строили плотно — стена к стене. Без труда очутившись на соседней кровле, Юрий Павлович, заметив пожарную лестницу, улыбнулся: «ну вот и все», как любил говаривать полковник Исаев. Обжигая руки о железные прутья ступенек, он принялся спускаться, мягко спрыгнул на захрустевший под ногами ледок, и в это мгновение в глаза ему ударил кинжальный луч фонаря, а по почкам — резиновая милицейская дубинка, называемая почему-то демократкой.