— Понимаю… — прошептал тот чуть слышно.
— Даешь слово исправиться?
— Даю, — ответил угрюмо Пашка и отвернулся к окну.
— А теперь, ребята, идите на урок, — поднимаясь из-за стола, сказал директор.
Глава вторая
Наступила зима 1922 года. На вершинах гор, склонах и в долинах Алтая лежал глубокий снег. С северной стороны дул холодный, ледяной ветер, обнажая покрытые лишайниками камни и пожелтевшие с осени травы Город весь потонул в сугробах. Маленькие домишки занесло до самых крыш.
Каждое утро Печерский, Кирик и Янька, вооружившись лопатами, отгребали снег от ворот, а потом усталые, но довольные, садились пить горячий чай. На столе приветливо шумел самовар. Подвигая чашки ребятам Печерский, улыбаясь, говорил:
— Ну, будущие педагоги, инженеры, летчики, художники и агрономы, сейчас попьем чайку, а потом в школу.
— Я не буду учителем, — отзывался Янька, намазывая маслом кусок хлеба.
— Кем же ты хочешь быть? — Печерский внимательно смотрел на Яньку.
— Военным.
— А ты, Кирик?
— Я когда выучусь, буду искать золото, руду разную.
— Значит, геологом?
— Ага.
— А вот сначала возьми вилку и научись ею пользоваться. Мясо брать руками из тарелки нельзя, — Печерский с улыбкой смотрел на смутившегося Кирика.
— Я не умею с вилки есть, руками лучше брать!
— Ничего, Кирик, надо привыкать, — наставительно произносил Печерский.
Повертев в руках вилку, Кирик неумело брал ею кусок холодной баранины.
— Ну как, вечером опять на лыжи?
— Покатаемся, дядя Ваня.
— А уроки?
— Выучим.
Собрав учебники и тетради, Янька и Кирик шли в школу.
Однажды, переходя по мосту Майму, они увидели незнакомых ребят, ожидавших кого-то.
Приглядевшись к ним, Янька узнал среди них Пашку Загребина, который разговаривал возле перил с каким-то парнем. Когда тот повернулся к ним лицом, Кирик и Янька узнали своего старого врага Степку Зотникова.
— Пойдем лучше льдом, — предложил Янька. — Похоже, нас поджидают. Смотри, у Пашки Загребина палка, да и Степка в руках что-то держит. Айда скорее на лед!
Пешеходов на улице не было, лишь за рекой у одетых инеем тополей какой-то человек долбил ломиком замерзшую за ночь прорубь.
Отступать уже было поздно. Парни заметили приятелей и бежали к ним.
— Бей Тюдралу! — кричал Степка. На Кирика и Яньку посыпались удары. Обороняясь, Янька начал прижимать Зотникова к перилам моста. Кирик яростно отбивался от Пашки Загребина и двух мальчишек.
Нашим друзьям пришлось бы плохо, если бы на мост не въехал крестьянин и не заставил хулиганов пуститься наутек. Пока проезжий вылазил из саней и разыскивал под сиденьем кнут, Янька изловчился и, схватив за ноги упиравшегося Зотникова, опрокинул его через перила в снег.
Загребин пытался свалить Кирика, но подбежавший крестьянин стегнул его кнутом.
Бросив Кирика, Пашка кинулся по глубокому снегу на берег реки.
— Вы что, ученики? Садитесь, так и быть подвезу, — кивнув головой на сани, сказал крестьянин.
Собрав выпавшие из сумок учебники, Кирик и Янька забрались в сани и быстро доехали до школы.
Степка еле выбрался из сугроба. Вылез и, вытряхнув попавший в валенки снег, зашагал к своему дому, который стоял на окраине города, недалеко от оврага. На стук вышла Варвара.
— Где шлялся? — сердито спросила она сына.
За эти годы мать Степки постарела: ссутулилась, щеки ее стали дряблыми, лоб покрылся глубокими морщинами, но глаза по-прежнему были холодны и злы. Степка вошел в большую, просторную избу, обмел веником снег с валенок и, сняв полушубок, повесил его на гвоздь.
— Дай поесть, — сказал он угрюмо и, подперев кулаками голову, уставился бесцельно в окно. На широкой печи, занимавшей почти половину избы, послышался сначала гулкий, точно из бочки, кашель, затем кряхтение, и, свесив кудлатую, давно не чесанную голову с лежанки, Иван Чугунный спросил:
— Кирку с Яшкой видел?
— Дрались, — ответил коротко Степка, не отрываясь от окна…
— Ладно. Кхе-кхе. Ну и как?
— Мужик какой-то помешал. Как раз на лошади ехал, ну и разогнал нас кнутом.
— Тебе, поди, попало.
— Нет, меня уже в это время Яшка через перила в снег опрокинул.
— Эх ты, растяпа! — выругался Чугунный. — Не мог с Яшкой справиться. А ты бы его ножиком. Чик — и готово! — Иван сделал выразительный жест вокруг шеи.