Камил
Как он раньше не замечал этой простой красоты? Очарование Сонаты тихое, неброское, естественное. Косметика неяркая, словно макияжа и вовсе нет: чуть тронуты веки пастельными тонами, немного румян на скулах и помада приглушенных теплых тонов. Одежда из натуральных тканей, светлые полутона: персиковый джемпер, салатовая юбка прямого покроя. Аромат цветочных духов тонкий, ненавязчивый, присущий только ей одной.
Они болтали обо всем и ни о чем конкретно. Вернее, говорил один он, а Соната больше слушала, слегка склонив голову набок. Она улыбалась уголками тонких губ в ответ на его шутки и в знак согласия с его рассуждениями.
За чашкой кофе в маленьком уютном ресторанчике он рассказывал ей про свои печали и тревоги, планы и мечты. Камил выложил перед ней всю свою жизнь и сам себе удивился — в сущности, закрытый и недоверчивый, таким откровенным он не был ни с кем.
Камил Яцкевич сидел за рулем своего автомобиля, неопределенно глядя сквозь ветровое стекло. Только что они попрощались с Сонатой на крыльце ее подъезда. Она скрылась за дверью, оставив едва заметный след карамельной помады на его щеке и шлейф французских духов. Одиннадцатый час, город утопал во тьме, разбавленной белыми снежинками, искрящимися в свете фонарей. Пора было ехать домой, но этого не хотелось: там тяжелая атмосфера ссор и недовольства, неуютно и тоскливо. «Как в этом холодном сумраке». — подумалось Камилу. Он невольно сравнил домашнюю обстановку с холодом зимней ночи, и от этой мысли его передернуло. Соната была в этой зиме светлой, легкой снежинкой. «Единственная отрада, она вдохновляет и призывает жить».
Он разглядывал Сонин подарок: игрушечный заяц с сердцем на брюхе. Камил никогда не понимал женской склонности к подобным ритуальным жестам и принимал их как данность. Подружки часто одаривали его всякой всячиной, вроде этого зайца. Камил брал подношения с искренней радостью, а потом совал их в картонную коробку, которую хранил на подоконнике своего рабочего кабинета. Он с удивлением поймал себя на мысли, что этот глупый заяц ему не безразличен. Кусок плюша хранил тепло рук Сонаты и был частицей ее самой. «Я начинаю становиться сентиментальным. Старею, что ли?» — отметил Камил и бережно положил игрушку в карман.
Ирина
Мягкий плюшевый заяц невинно смотрел своими выпуклыми пластмассовыми глазами. К его клетчатой распашонке было приколото алое пластиковое сердце с недвусмысленной надписью: «I love you». У Ирины задрожали руки противной мелкой дрожью. Она с ненавистью сунула находку обратно во внутренний карман пиджака Камила и захлопнула дверцу шкафа. Ира хорошо знала своего мужа: если дело дошло до сентиментальностей вроде этой проклятой игрушки, то все — Камил влюбился всерьез. Если бы не заяц, а любой другой зверь, или хотя бы заяц, но не в клетчатом, то можно было бы еще на что-то надеяться, а именно такой заяц с сердцем и в распашонке не оставлял никаких шансов.