«Их надо убрать. Обеих. Снегиреву, пока она не растрезвонила мою тайну, и Сонату — как источник информации».
Место нахождения гражданина Литвы Алексея Потапова сыщики установили довольно быстро. Желто-зелено-красный триколор на номерах его «Шкоды» запомнился вахтеру «Звездной пыли», который от скуки постоянно таращился в окно.
На границе Ленинградской области его машину остановила дежурная смена ГИБДД. Алексей направлялся на родину, но доехать до нее ему не дали, Лесю доставили в отделение, где начались его крупные неприятности, конец которых был очень далек.
Потапов сперва замкнулся и категорически отказался отвечать на вопросы следователя. Говорить он начал лишь спустя двое суток.
Хорошо обдумав свое положение, Алекс с горечью понял, что отпираться бесполезно: против него у следствия слишком много фактов. Если бы в деле фигурировали только незначительные улики вроде его звонка Снегиревой, то можно было бы надеяться, что его толковый адвокат развалит обвинение. Но наличие свидетельницы, видевшей его встречу с Сонатой в Польском парке, не оставляло никаких шансов. И еще этот заяц, на котором обнаружились микрочастицы меха его дубленки. Он носил игрушку с собой. Когда Соната уже лежала на снегу, он зачем-то вытащил из кармана зайца и вставил ей в руку ее же подарок. Почему он так поступил, Алекс не знал. Этот плюшевый заяц с приколотым к туловищу алым сердцем был весточкой из прошлого, от которого Алекс стремился избавиться. Выбросить прошлое невозможно, и он попытался вернуть его той, с которой оно было связано и которая стала свидетельницей его тайны. Он хотел, чтобы Соната забрала с собой память.
Алекс не стал говорить следователю о том, что произошло в дюнах много лет назад. Он также умолчал про подготовку к убийству Снегиревой, осуществить которое он не успел — кто-то его опередил. Алекс подробно рассказал, как выманил из «Доминики» подругу юности и затем задушил ее в Польском парке. На вопрос Мостового, почему он это сделал, Алекс ответил, что им двигала ревность.
— Соната была моей первой любовью. Недавно она приезжала в Литву, мы встретились, и я понял, что чувства к ней не остыли, и, как оказалось, они были взаимны. Наш школьный роман получил продолжение. Мы встречались, пока она гостила у родителей. Сонате нужно было возвращаться домой, и, прощаясь, она клялась в любви. Мы строили планы, договорились, что через полгода я приеду к ней и мы поженимся. Ждать так долго я не смог, взял отпуск и отправился в Питер. Но пришлось разочароваться: у Сонаты оказался другой мужчина, а со мной она лишь развлекалась, наверное, просто решила вспомнить юность. Я, как дурак, поверил ей и на что-то надеялся… В Польский парк я пришел, чтобы попросить ее бросить того другого и стать моей. Умолял, предлагал уехать со мной, обещал, что она не будет ни в чем нуждаться, но Соната рассмеялась мне в лицо: она никогда меня не любила.
Не знаю, что тогда на меня нашло и почему я затянул на ее шее шарф. Я оставил ей плюшевого зайца — это был трогательный подарок, символ нашей первой любви.
Выдавая эту сентиментальную чушь, Алекс не рассчитывал, что следователь ему поверит. Но его это ничуть не волновало. Нужно было как-то объяснить свой поступок, он и объяснил. Вышло гладко, так, что и не подкопаешься. С Сонатой он действительно встречался: в Литве, а потом еще в Питере, куда приехал с намерением ее убить. То, что встречи их носили дружеский характер, проверить сложно — на романтические свидания ходят без свидетелей. Про наличие у нее любовника Алекс догадался: это всегда видно, когда у женщины кто-то есть, да и такая привлекательная особа, как Соната, вряд ли осталась бы одна.
Мостовой слушал рассказ Потапова с кривой усмешкой — на несчастного влюбленного его визави совершенно не походил, — но в протокол показания занес.
У Сонаты к подаркам было трепетное отношение. Она любила их не только принимать, но и дарить. Второе доставляло ей даже больше удовольствия. Соната не относилась к тем, кто за два часа до похода в гости бегает по городу в поисках хоть чего-нибудь, что можно всучить. Она считала, что подарком должна быть особенная вещица, специально выбранная для каждого, и обязательно эстетичная. Она могла приобрести ее за полгода до заветной даты. Как и многие, по возвращении из поездок Соната раздавала дорогим ей людям сувениры, но обычно они приобретались не в путешествиях, а в ближайшем от дома магазине. Казалось бы, такая практичность совершенно не вязалась с ее сентиментальностью. Сона здраво рассуждала, что ни к чему в незнакомой местности бегать в поисках чего-либо памятного, когда то же самое можно найти в своем городе. Так гораздо удобнее — точно знаешь, где искать. Подругам дарились вологодские кружева, купленные в «Гостином дворе», венецианские маски из того же универмага на Невском, «тульские» пряники, испеченные в родной булочной. Ну а тащить из Киева торт с одноименным названием было бы совсем глупо — Соната ходила за ним в «Метрополь». Кто-то из друзей знал, кто-то нет, а иные попросту не задумывались о том, где Соната добывает подарки, — было приятно ее внимание.