Ляховский священник в страхе помчался домой и о том, что слышал, сказал ближайшим помещикам — майору Александру Кудрявцеву (крестному Карамзина), капитану Михайле Карамзину и прапорщику Даниле Куроедову, и они в тот же день уехали из своих деревень.
Отряд казаков-пугачевцев с калмыком-проводником нагрянул в Михайловку три недели спустя, в середине октября. Спросили у крестьян, дома ли их помещик, и, получив отрицательный ответ, разграбили господский двор и, уезжая, наказали крестьянам, чтобы они не слушались помещика. Так же были разграблены господские дома в окрестных деревнях.
После 1773 года Михаил Егорович с семьей больше жил не в Михайловке, а в симбирской Карамзинке и в Симбирске, и все детские воспоминания H. М. Карамзина относятся к ним.
В 1770 году Михаил Егорович женился вторым браком на Авдотье Гавриловне Дмитриевой, родной тетке поэта Ивана Ивановича Дмитриева, ставшего впоследствии ближайшим другом H. М. Карамзина.
«В 1770 году, — вспоминает И. И. Дмитриев, — в провинциальном городе Симбирске старший брат мой и я, десятилетний отрок, находились на свадебном пиру под руководством нашего учителя г. Манженя. В толпе пирующих увидел я в первый раз пятилетнего мальчика в шелковом перувьеневом камзольчике с рукавами, которого русская нянюшка подводила за руку к новобрачной и окружавшим ее барыням. Это был будущий наш историограф Карамзин. Отец его, симбирский помещик, отставной капитан Михаил Егорович соединился тогда вторым браком с родною сестрою моего родителя, воспитанною по ее сиротству в нашем семействе».
Этот отрывок из воспоминаний И. И. Дмитриева — единственное мемуарное свидетельство о Карамзине-ребенке. Но, несмотря на свою краткость, оно заключает в себе важные сведения. Прежде всего, это противопоставление двух систем воспитания: Дмитриевы были на свадебном пиру под руководством учителя-француза господина Манженя, а Карамзина подводила к новобрачной русская нянюшка.
Карамзин в детстве получил первоначальное русское образование и воспитание. «Тогдашнее воспитание, — пишет П. А. Вяземский в книге „Фонвизин“, — при всех своих недостатках, имело и хорошую сторону: ребенок долее оставался на русских руках, был окружен русскою атмосферою, в которой ранее знакомился с языком и обычаями русскими. Европейское воспитание, которое уже в возмужалом возрасте довершало воспитание домашнее, исправляло предрассудки, просвещало ум, но не искореняло первоначальных впечатлений, которые были преимущественно отечественные. Укажем на одно свидетельство: большая часть переписки государственных людей царствования Екатерины велась на русском языке, несмотря на господство языка французского и иноплеменных нравов. После мы видим совершенно противное: первые звуки, первые понятия, которые передавали детям другого поколения, были исключительно иностранные, потому что ребенок от груди русской кормилицы был обыкновенно вверяем чужеземцам. Только позднее, в летах юношества, а часто и в возрасте перезрелом для исправления вкоренившихся погрешностей, русский гражданин, по собственному обратному влечению и как будто по уязвлению пробудившейся совести, обращался к изучению отечественного. Более домоседства в жизни родителей, более приверженности к исправлению частных обязанностей и соблюдению обрядов русского православия, может быть — менее суетности, но в семейственном кругу более живого участия в делах общественных и, между тем, независимости в нравах способствовали тогда к некоторому практическому гражданскому воспитанию; оно имело свои недостатки, и весьма важные, но, как замечено выше, имело в себе что-то положительное, действовавшее в народном смысле». Эти наблюдения и выводы П. А. Вяземского полностью приложимы к Карамзину. Очень многие черты его характера, интересов, миропонимания и будущей деятельности имеют своим источником первоначальные детские впечатления.
Детство Карамзина типично и характерно для того круга и слоя дворянства, к которому он принадлежал, но по натуре своей он не мог быть типичной фигурой своего времени. Типичность становится очевидной после того, как создан литературный образ. Два типичных образа отроков тех лет создала русская литература: это — Митрофан из «Недоросля» Д. И. Фонвизина и Петруша Гринев из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина.
«Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-майором в 17.. году. С тех пор жил он в своей симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина». Этими строками, лишь с переменой имен, можно было бы начать и биографию Карамзина — земляка Петруши Гринева. Кстати сказать, чин премьер-майора по Табели о рангах равнозначен капитанскому, оба входят в разряд 8-го класса. И даже знаменитый вопрос Гринева-отца, обращенный к жене: «Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?» — поскольку он сам не помнил этого, имеет отношение и к Карамзину.