Выбрать главу

Осмотреться получилось раньше, чем встать Насколько понял Вадим, его угораздило провалиться в подземный бункер, точнее – во входной тамбур бункера. Хотя воздух в провале был насыщен плотными клубами пыли, рассеянный свет из трещины в потолке все же позволил оценить обстановку. Слева находился завал, и по крупным обломкам бетона Коробов догадался, что его первоначальное представление о происхождении котлована у ворот базы было неверным. Нет, не ракетную шахту там взорвали, а вход в подземелье. Вероятно, от взрыва и появилась трещина в своде тамбура, в которую Вадима угораздило провалиться. Справа, в полуметре от Коробова, высилась бетонная стена с будто впечатанным в нее круглым огромным люком, чьи впечатляющие размеры и тускло блестящая металлическая поверхность внушали уверенность в его полной непробиваемости. Даже танком. А две другие стены были глухими. Вот и все помещение. Три метра длины – от завала до люка, пять метров ширины – между глухими стенами, и шесть-семь метров высоты. Каземат, одним словом, поскольку выбраться из него не представлялось возможным. Это не естественная воронка в степи с более-менее пологими склонами…

В пролом в потолке заглядывало солнце, тоненькой струйкой между ощетинившейся острыми зубами порванной арматуры сыпалась пыль. А поперек трещины там, наверху, лежала «тулка». Нет, чтобы наоборот: он – наверху, а «тулка» – внизу…

В общем, веселенькая ситуация. Хоть пляши от радости. Теперь проблему, как тащить на себе тушу сайгака, заменила проблема, как «вытащить» себя из подземелья.

Вадим с кряхтеньем сел, потрогал нос, ощупал всего себя. Вроде бы цел. Кровь из носа прекратила течь, а ушибы для взрослого мужчины почти всегда были чем-то вроде награды. По крайней мере, это стопроцентно верно для нашего дикого времени, которое осталось наверху и в которое, кровь из носу, необходимо вернуться. Кровь из носу он уже «пустил», однако до возвращения было все так же далеко.

Коробов встал на ноги, попробовал ходить. Вроде бы нормально. Дня через два-три о таких ушибах можно и забыть. Просто повезло, что, когда летел в провал, не поранился о торчащие прутья арматуры.

Однако от такого «везения» за три версты тянуло тухлятиной. Как в анекдоте, когда партнер по преферансу рассуждает по поводу смерти своего друга, умершего во время игры от разрыва сердца: «А если бы он пошел не с трефы, а с бубны, было бы еще хуже!»

Первым решением, пришедшим в голову, было – сложить из обломков завала пирамиду и таким образом выбраться наружу. Вадим шагнул к обломкам, под ногами что-то хрустнуло. «Очки», – догадался он, но нагибаться, чтобы посмотреть, не стал. Даже если при падении они не разбились, теперь это не имело значения.

К сожалению, идея насыпать гору обломков и по ним выбраться из подземелья оказалась неосуществимой. Мысль была хорошая и, наверное, единственно правильная в его положении, однако все крупные обломки были намертво соединены друг с другом арматурой, а из мелких пирамиду высотой в пять метров не соорудишь. И все же где-то около часа Вадим, сбросив с плеч рюкзак, пытался насыпать гору из мелких камней и земли под проломом в кровле. Работал исступленно, не замечая ни времени, ни результатов своей работы. Остановился только тогда, когда до мелких камней через переплетение арматуры стало невозможно дотянуться.

Он словно очнулся. Распрямил спину и с замиранием сердца повернулся. Горка получилась всего полметра высотой. Руки у Вадима опустились. Неужели все? Обидно. Обидно ощущать себя мышью в стеклянной бутылке…

Вадим вытер рукавом лицо и чуть не содрал с него кожу. Цементная пыль, смешавшись с потом, превратилась в подобие абразивной пасты. Это сколько же драгоценной воды придется дома потратить, чтобы отмыться? Если, конечно, придется…

– Спокойно, только спокойно, – пробормотал он. – Биться головой о стену ты всегда успеешь…

Вадим достал из рюкзака бутылку, сделал экономный глоток. Бесцельно прошелся по замусоренному полу, увидел слетевшее при падении кепи, машинально поднял, отряхнул, надел на голову. Затем остановился у люка и стал его внимательно рассматривать.

Добротный люк, как в швейцарском банке. Ни ручки, ни замка, ни штурвала на нем не было, лишь с левой стороны на уровне груди находилось три прорези окошка, блестевших темным непрозрачным стеклом.

Никак иначе как пуленепробиваемым. Два окошка были узкими, горизонтальными, а одно – квадратным, чуть побольше ладони.

Именно ладони! Причем – правой, потому что именно ее матовый отпечаток нечетко просматривался на полированном стекле. Понятно теперь, каким образом открывался люк. И делалось это вот так…

Вадим приложил свою ладонь к отпечатку.

Неожиданно окошко осветилось зеленоватым светом, и Коробов испуганно отдернул руку. Однако свечение не пропало – на флюоресцирующем фоне окошка смазанным пятном чернел дактилоскопический отпечаток ладони Вадима, где папиллярные узоры просматривались лишь местами. Все-таки не на грязные руки был рассчитан анализатор.

Секунд десять ничего не происходило, затем зеленое сияние погасло, и красным светом замигало верхнее окошко. Неизвестно откуда послышалось шипение, и механический голос начал медленно, с натугой, будто с заедающего магнитофона, говорить:

– И-ден-ти-фи-ка-ци-я не-воз-мож-на… Про-шу пов-тор-но при-ло-жить ла-донь… В про-тив-ном слу-ча-е че-рез пят-над-цать се-ку-у-ун-н-н…

Звук сошел на нет, красное мигание погасло, и Вадим так и не узнал, что должно было произойти через пятнадцать секунд. Может, и к лучшему. Однако то, что электроника люка работала, поразило его.

Либо где-то в подземелье имелся автономный, изрядно подсевший источник питания, либо зеркало чудом уцелевшей солнечной батареи продолжало снабжать брошенную базу электричеством.

А дальше произошло вообще необъяснимое – вдруг загорелся зеленоватый свет в третьем окошке, и люк начал медленно бесшумно открываться. Миллиметр за миллиметром. Толщина у люка оказалась порядочной – больше полуметра, и Вадим с замиранием сердца гадал, хватит ли на этот раз энергии, чтобы он открылся полностью, или произойдет то же самое, что и с магнитофонной записью? В душе затлел слабый огонек надежды – должна же быть на базе какая-нибудь рухлядь, с помощью которой он сможет выбраться в пролом!

Энергии хватило. Видимо, питание сервомотора осуществлялось по другим сетям, чем его блокировка.

Узким полумесяцем открылась светящаяся щель и стала на глазах расти. Из нее дохнуло неожиданно свежим прохладным воздухом. По всем признакам энергии внутри подземелья «хватало» и на освещение и на вентиляцию. Коробов опасливо заглянул в расширяющуюся щель и увидел черный зев теряющегося в темноте коридора, освещенного лишь у люка светом тусклой, мигающей лампы. В неверных тенях трудно было рассмотреть, сплошные ли стены или в них все-таки есть двери. Вадим напряг зрение – очень уж хотелось, чтобы двери были. Еще одного разочарования он не перенесет.

И в этот момент кто-то дернул его за штанину.

Сердце Вадима екнуло, он отпрянул и увидел, как в открывшийся проем выпала мумифицированная рука трупа, лежавшего по ту сторону люка. Так сказать, привет из склепа – заходи, дорогой, гостем будешь.

Коробов, как завороженный, уставился на высохший труп в армейской форме. При ударе о бетонный пол остатки кожи с руки облетели и косточки фаланг раскатились в разные стороны. Давненько, видимо, мертвец гостей поджидал.

Люк открылся уже наполовину, и когда Вадим наконец смог оторвать взгляд от трупа, то увидел, что на внутренней стороне люка светится идентификационная пластинка с четким отпечатком чужой руки, на котором просматривались все папиллярные узоры.

«Все-таки действительно „привет из склепа“, – понял Коробов. – Вот кто люк мне сейчас открыл, Правда, с опозданием для самого себя лет на пять-десять… Видно, взрывы надземных сооружений базы повредили что-то в электронике, сместив в схеме какие-то элементы, и сколько покойник свою ладонь ни прикладывал к анализатору, система не срабатывала. Так и умер у люка с поднятой рукой. Но вот пришел некто Вадим Коробов, тут-то зафиксированный отпечаток ладони покойника люк и открыл…»