Маргарет вдруг поняла, что девушка больше не кричит. По ее изуродованному лицу все еще катились слезы, но ее взгляд все-таки прояснился.
— Папа… мертв? Вы убили его?!
— Он умер на автомобильной стоянке. Никто не успел прийти к нему на помощь, — объяснил Эймос.
Бетти тихо застонала, потом через некоторое время успокоилась.
— Но я здесь торчу уже черт знает сколько времени, — воскликнула она, то и дело всхлипывая. — Почему же никто до сих пор мне ничего не сказал?
— Потому что никто не знал, как ты сможешь это перенести, — ответил Эймос. — Тебя считали совсем ребенком. Мне очень жаль. Но теперь делом занялись мы, доктор Монтойя и я, доктор Эймос Хант.
— А что… что со мной произошло?
— Ты очень больна, — ответил он. — У тебя, по-видимому, точно такое же заболевание, как и у твоего отца. Мы не знаем, почему, но у тебя оно развивается гораздо медленнее.
— Зачем вы со мной это делаете?!
— Наоборот, мы хотим спасти тебя, — попытался ее успокоить Эймос. — Но для начала нам нужно задать тебе несколько важных вопросов. Откуда вы приехали?
— Просто отпустите меня, и все, — попросила Бетти. — Я не из тех, кто вам нужен, клянусь. Не убивайте меня, пожалуйста! Не убивайте!
— Мы не собираемся тебя уби…
— Я перегрызу тебе глотку, ты, я перережу тебе горло, ты, трахнутый придурок! — Она так дернула руками и ногами, что тяжелая тележка покачнулась. — Пустите меня! Пустите!
— Эймос, нам нужно как-то угомонить ее. Дать успокоительное, — тихо проговорила Монтойя. — У нее паранойя.
Доктор проигнорировал слова Маргарет. На его лице отразилась боль и искреннее желание успокоить Бетти и убедить ее пойти им навстречу. Может быть, в Бетти Джуэлл, изуродованной, до смерти напуганной и лишенной возможности двигаться, он увидел собственную дочь?
— Откуда вы с отцом приехали? — снова спросил он. — Пойми, нам необходимо это знать.
Бетти уставилась на них широкими глазами, полными ненависти и ужаса. Она издала протяжный монотонный вопль. Он прервался только тогда, когда девушке понадобилось набрать в легкие воздуха, чтобы завопить снова.
— Ну, пожалуйста, — попросил Эймос. — Прекрати. Мы же пытаемся тебе помочь.
— Хватит! — вмешалась Маргарет. Она протянула руку к пульту управления и нажатием соответствующей кнопки отправила пятьдесят миллиграммов пропофола через одну из инъекционных игл в стопу Бетти. Эймос и Маргарет молча следили за тем, как истошные вопли становились все тише и реже, а вскоре и вовсе прекратились.
— Все. Она вырубилась, — сказала Маргарет.
— Тогда давай откатим ее в Трейлер A, — предложил Эймос. — Я хотел бы немедленно ее прооперировать.
Нейронная сеть протянулась через лобную долю Бетти, но была все же очень тонкой. Слишком тонкой, чтобы послать сигнал. Ей требовалось гораздо больше связей.
В течение многих часов паразиты боролись с цепной реакцией разложения, изо всех сил пытаясь добраться до мозга. Инъекция состава WDE-4–11 в сочетании с их собственными противоапоптозными секрециями стала для них надежным способом выживания. Она остановила цепную реакцию, прежде чем положение ползунов осложнилось настолько, что они не смогли бы даже двигаться.
Когда Маргарет и Эймос везли тележку с девушкой в проход и закатывали в секционную, некоторые мышечные волокна в центре ее мозга срослись, а потом разорвались на кусочки и образовали шарик. Если шар из таких волокон в голове у Челси составлял тысячу микрон в диаметре, у Бетти его диаметр оказался не более шестисот микрон, то есть почти вдвое меньше.
Этого, правда, хватило, чтобы отправить слабый сигнал.
И получить ответ.
Ответный сигнал предназначался уже не для ползунов, а для организма хозяина.
Оставшиеся ползуны прекратили вырабатывать противоапоптозный антидот и принялись наполнять мозг Бетти нейротрансмиттерами.
Они должны были ее непременно разбудить, чтобы она смогла получить ответный сигнал.
«Ни снег, ни дождь, ни жара, ни мрак ночной не заставят гонцов свернуть с предначертанного пути». Так в IV веке до нашей эры древнегреческий историк Геродот писал о персидской почтовой службе. Многие ошибочно считают это девизом Почтовой службы Соединенных Штатов. Такая фраза действительно начертана на фронтоне главного почтамта Нью-Йорка, но отнюдь не является официальным лозунгом американской почты.
Впрочем, не так важно. Джон Беркл все равно считал, что эта фраза очень верно описывает суть дела — так сказать, бьет прямо в яблочко. Ведь вести белый почтовый грузовик по проселочным дорогам в морозную и ветреную погоду, когда «дворники» на лобовом стекле не успевают смахивать налипшие хлопья снега, мог только сумасшедший. Нормальные люди в такую погоду сидят дома!