***
Слабость прошла быстро, быстрее, чем она осознала всю странность своего положения. Неизвестный мужчина, по виду отшельник и холостяк, оказался единственной нитью с миром, весьма молчаливой. Ни что это за место, ни как она здесь очутилась - Петр не ответил ни на один вопрос. Только улыбался робко и наглаживал урчащую кошку. - Какой... какое число сегодня? - Тридцать первое, новый год, - тотчас раздался ответ. - Завтра, может, снег пойдет. Так хочется снеговика слепить! - А у нас стоит снежная баба, - Ольга улыбнулась воспоминанию, - огромная, метра три, наверное. Кошка зевнула, всем видом выражая недоверие: ври, мол, больше. - Или два, - поспешила она исправиться. - С половинкой. - Все равно большая. Они помолчали. Ольга пошевелила пальцами на ногах - замерзли. Когда утром она выходила из дому, то была тепло одета, но очнулась в чужой пижаме, пропахшей табаком. - А где мои вещи? На высоком лбу обозначились морщины. Петр отвёл взгляд в сторону, заметно смутился, но ответил: - Они испорченные были, так что я их выбросил. - Куда?! - Ольга едва не зарычала. - Там же документы, деньги! Дайте я встану... - Лежите! Тяжёлая рука прижала её. - Карманы я проверил, все нужное и целое оставил. Так что лежите, вы ещё... вы больны. С чего бы ей болеть? Утром все было в порядке - Ольга помнила. А если и болеть, то почему в чужом доме? Кто он вообще такой? Сам молчит, улыбается, а внешность - типичный маньяк, какими их по телевизору показывают. Она прислушалась к себе: никакой тревоги или паники, одно лишь любопытство да отстраненный интерес. - Хорошо, хорошо. - Главное - соглашаться с ним, не нервировать, пусть она и не боится ничего, но и рисковать попусту не стоит. - Можно мне водички? - Нельзя, пока придется поголодать. Извините. - Понятно. - Есть не хотелось. Хотелось вскочить на ноги, одеться и выбежать на улицу, а там уже найти кого-то поразговорчивее. Она бы так и сделала, будь уверена в том, что это правильный поступок. - Не расскажете, что творится в большом мире? - спросил Петр. - В каком? На улице, что ли? - И на улицах тоже. Я давно не получал никаких новостей, а радио и телевизор здесь не работают. Книги, конечно, выручают, но они не заменят свежих газет. "Здесь" - а где находится "там"? Ольга отложила на дальнюю полку занятную мысль и сосредоточилась на вопросе. - Мир... Больших войн нет. Мелкие случаются. Что еще-то? Выборы прошли, причем результаты те же, что и раньше. Хлеб подорожал, сахар подешевел. И всё. Жизнь продолжается. - Ну да, ну да... На Западном фронте без перемен.
***
Серую зиму сменила такая же серая весна, а он все ещё не рисковал уходить далеко от дома. Знакомый маршрут состоял из нескольких пунктов: магазин, аптека, библиотека, а дорогу домой можно было срезать через пустырь и дворы. В тот вечер он задержался позже обычного - увлекся биографией Маяковского, зачитался - и вышел из всегда холодного зева библиотеки в теплые сумерки. Туман, как и обычно, стелился понизу, цепляясь за ноги, кружился водоворотами, иногда поднимаясь к коленям. Он всматривался в непрозрачную взвесь и потому не заметил, как у стены проявилась фигура. Полупрозрачный силуэт налился краской, двумерная картинка обрела объём. Мужчина - юноша? старик? - кричал беззвучно, по-рыбьи раззевая рот. -...гите! Он обернулся и подхватил пришельца, что словно упал с неба, но повалился на землю, не удержав тяжёлое тело. - Помогите... Пожалуйста. - Да, да, сейчас... Юноша умер через полчаса. Истек кровью, хоть Петр и старался действовать так, как запомнилось по сериалам о врачах, - промыл рану, узкую, но наверняка глубокую, залил её перекисью, что нашлась в аптеке, и перевязал. Потом он просто сидел на лавке, к которой подтащил парня, и ждал. Чего - сам не знал, но увидев, сразу понял - вот оно! Тело истлело за пару секунд, превратилось в пыль. С тех пор он старался пройти за день как можно больше, побывать везде, осмотреть всё - вдруг ещё кто-то придет? И гость пришел. Был он стар и дряхл, почти слеп, но невозможно, необыкновенно светел. - Я считаю, Петруша, что место это - ад. Да-да, не смейся, именно ад. И сидим мы тут потому, что грешили много, - с удовольствием говорил гость - имени своего он так и не назвал. - Вот я, помню, однажды... Нет, тебе такое слушать рано. Он привык к старику, привязался, и долго горевал, когда тот ушёл. Гость встал однажды утром - дело шло к августу - заявил, что его время настало, и просто ушёл. Он искал его остаток лета и всю осень, натыкался порой на умирающих, но своего старика так и не нашёл. Смирился. Снова свел всю жизнь к привычкам и распорядку: знакомый маршрут, по которому может пройти с завязанными глазами; на обед гречка с тушенкой; вечером зарядка и отбой в десять. Серые дни, серый дом, серый человек. Новый год напомнил о себе неожиданным дождём. Год он прожил здесь, не видя ничего, кроме тумана, и вдруг этакое чудо. В настежь распахнутое окно летели иглы, секли беззащитную кожу. Он смотрел, как дымка рассеивается, уступая сильнейшему, следил за ручьями и заметил, как сюда приходят гости. На перекрестке замерцали линии. Штрих, другой - эскиз разбитого автомобиля. Из него - из плоского наброска - вывалилась девушка и проползла пару шагов, оставляя светящийся след. Когда он прибежал, автомобиль исчез, а вот она осталась.