- Потому что можем! Ударил по столу кулаком разозлившийся Вася. – Потому что все эти пиндосы сраные, чтобы они на славян не залупались! Карпатчину, Львов вырезать, а остальные наши… Они уже не наши! Им просто в бошки кукловоды всякое вбивают, а они пляшут! Пляшут за телефоны, за лучшую жизнь, честный выборы и прочую поебень! Тебе вот хуёво живётся, скажи? Хуёво!? Вот то-то и оно. Ничего. Жив будет президент – прорвёмся! Уж я за него постою! Потому что мне не стыдно! Потому что я – Русский!
- И я!
- Я блять русский! – схватил сам себя за шкирку ревущий Вася, пуская по подбородку тоненькую слюну. С некоторой долей страха он почувствовал, как от напряжения горячий напор вырвался из на секунду расслабившейся прямой кишки и растёкся по квадратным ягодицам. Вася на миг осёкся, смутился, но виду не подал. Надо было срочно идти к туалету, оставалось только выгадать правильный момент.
- И я! – эхом отозвался взвизгнувший фальцет Сани.
- Прорвёмся! – опрокинул он последний стакан второй бутылки и мудро заключил: - Мы! Русские. Помнишь, как этот продажный алкаш? Что с Биллом Клитором на сцене танцевал? Хоть и пидор, а верно говорил: «Нахуй кетчук! Чай-сахар есть, и то хорошо».
- Хороший ты мужик! – заключил роняющий голову на стол Санёк. – Сразу видно – истинный патриот! Всякий мусор за страну удавишь. Я и сам такой.
- Ничего. Как разберемся с внутренней гнилью, мы их всех разъебём. Сталин был мужик. Он всех несогласных сразу в расход. И нормальные люди были! Как надо, любили свою страну, на фронте за Родину умирали.
- А я и сейчас за неё умру! Только бы карантин пересидеть… Ты куда?
- У меня появились срочные дела… - нечленораздельно выговорил Вася когда почувствовал что зловонные массы уже неконтролируемо начинают стекать по ляжкам. Он попытался встать из-за стола, но не удержался на шатких ногах и с грохотом распластался на грязном напольном кафеле. Коричневый залп дал вторую крупную дробь и по кухне стремительно стала распространяться характерная вонь.
- Брат, как тебя угораздило! – спохватился Санёк и поднялся. Этиловая жидкость сковала голову как тисками, смяла, закружила, и он схватился за край электрической плиты, чтобы не свалиться следом. Когда он немного привык к пляшущему вестибулярному аппарату, то наклонился и попытался поднять своего товарища.
– Ничего. Мы своих не бросаем. И в бою, и в беде, и в фекалистой бадье.
Путь от кухни до туалета показался Сане чрезвычайно долгим. Сильно раскачиваясь в разные стороны, он тащил за руки по голому кафелю грузное, непослушное, нечленораздельно бормотавшее тело. Предательский пол вероломно стягивал с пропитого Васи плохо подвязанное трико, оставляя на своей затёртой поверхности оранжевые разводы зловонных чиркашей.
- Щас мы… В душик холодный… - бормотал запыхавшийся Саня. – Поднимем с колен… Россию подняли, и тебя оживим.
- Оставь! – рявкал то и дело кряхтящий Вася. – Всё враги России… Травят людей… В подъездах срут.
- На спящий город опускается туман… - пыхтел Саня.
- Шалят ветра по подворотням и дворам! – оживился Вася.
- А нам не впервой, понимаешь? Они нас один раз, а мы их десять! Потому что судьбой доверено…
- Судьбой… - бормотал засыпающий Вася и в третий раз поддал газа на холодный пол.
Тяжёлое дыхание Сани никак не унималось. Он закинул неподъемную тушу Василия в ржавый поддон душевой кабинки. Едва тёплая вода из самодельной лейки начала отбивать дробь по округлому пузу Васи, и тот недовольно застонал и съёжился.
- Давай… Под струю, - пробормотал Саня и начал снимать с колен однополчанина штаны, обнажая перемазанные коричневым белые ноги. Вася же счёл подобный панибратский поступок социально неприемлемым, поэтому одной рукой рванул на себя Саню, пробормотав что-то вроде «Слышьщенок». Саня упал сверху на Васю, вяло оттолкнулся и осел вдоль стены на поддон, заполняемый водой с коричневыми волокнами. Ладони были густо перемазаны желтоватой кровью раненого товарища. От сильного зловония он начал блевать себе на грудь и, полностью покорившись своей судьбе, только вяло отхаркивал и сплёвывал в воду плохо пережёванные кусочки квашеной капусты и колбасы. Прогревшаяся вода из душевой кабинки так приятно поливала его лысую голову, что разморила совершенно, и уже через минуту Саня забылся глубоким сном.