Историю про грибников, промышлявших «серенькими» и маслятами на склонах Тепе-Оба знал весь город. Прошлой осенью две говорливых бабульки прочесывали лесок, одна скатилась в овраг, вторая полезла её вытаскивать, обвалила пласт земли – и обеих буквально засыпало почерневшими серебряными монетами. Как писали потом газеты - десять тысяч акче чеканки Сахиб-Гирея. Десять тысяч тонких узорных монеток и каждая стоит… ой, сколько стоит.
Мысль о кладе настроила Махорку на добычливый лад. Делая вид, что скармливает остатки рыбы одному из бесчисленных бульварных котов, он подобрался поближе к краю газона, осторожно высунулся из-за каменного бордюра и заглянул в раскоп. В толще мокрой земли, смешанной со старыми углями, черепками и черепицей, таился продолговатый ящик, похожий на гроб с узорчатой крышкой. Его обвивало двойное кольцо цепей. Что же такое ценное лежит внутри, может и вправду сокровище? Феодосия старый город, закопать здесь могли и сундук с золотом и архив немецкого штаба.
Немолодой рабочий словно почуял взгляд и обернулся. В его узких глазах читалась такая ярость, что Махорка присел от греха подальше, укрылся за каменной стенкой. Оставалось полагаться только на острый слух. Лязгнул ковш, осыпалась сухая земля – ящик прикрыли от чужих глаз. Спор продолжился, негромкий, но свирепый.
Потрошить клад на месте явно не следовало, оставлять надолго на месте тем более. Идея под покровом ночи перевезти находку в гараж на Челноках и на месте разобраться, что там внутри, показалась разумной обоим спорщикам. После девяти вечера улицы пустели, а к полуночи по бульвару прогуливались одни бродячие собаки – не сезон. Мало ли зачем рабочие роются в траншее – паспорт там выпал или ключи от машины. А гараж обстоятельного, хозяйственного мужика – место, где и танк по уму можно спрятать. Единственное, что настораживало – тон беседы. Судя по разговору, рабочие были не только напарниками, но и корешами, знали друг друга не первый год. Но за дружественными словами Махорка различал злобу, рычание голодного пса над костью. Что жадность с людьми делает! Где жадность, там раздор. А где раздор – всегда можно урвать кусочек.
Вдруг в том ящике вправду золото? Продать через знакомого барыгу, и хоть одну зиму прожить нормально, как раньше – в съемной хате, с теликом, ванной, чистым бельём, новыми шмотками, жрачкой человеческой, водочкой «Кристалл» из холодильника. Здоровьичком, трах-тарарах, заняться, патлы обстричь, зубы вставить, а там и жениться на доброй и глупой бабе. Лежать этак воскресным утром в постели, рявкать «Манька, завтрак!» и она тут же подносик с яишенкой там, сальцем, огурчиком, чаю горячего, крепкого дочерна. И сама такая сисястая, гладкая, халатик на груди распахнулся, смотрит коровьими глазищами, лыбится вся. Пихнешь кулаком в бок для острастки и в койку, лапушку… Ишь размечтался, тюлень безносый!
Экскаватор уже полз дальше, прокладывая траншею, выворачивая наружу комья земли пополам с осколками черепицы и обломками кирпича. По бульвару проехала стайка веселых велосипедистов, прошла мамашка, увещевая шустрых близнецов, прошествовала собачья свадьба. Сонное солнце спустилось ниже, подсветило серые стволы платанов. Механически разминая пальцами табак-самосад, Махорка просчитывал варианты. В одиночку он ящик не вытащит, пуп лопнет. Вскрыть добычу прямиком в траншее – дело долгое, фиг знает, сгнило ли дерево или смолой пропитано, да и застукать могут. Мужиков созвать? Куба в глухом запое, Тушкан в кутузке, Монгол в Керчь на заработки подался. Палыч и Шуба в адеквате и помочь не откажутся, так ведь делиться придется. А как свое пропьют – снова явятся, знаю я их, алкашей. В крайнем случае остается донос – позвонить куда следует, мол расхищают государственное имущество – и прощай, золотишко, ни нашим, ни вашим. Махорка хрипло расхохотался и раскашлялся, задыхаясь. Нет уж! Выслежу дурней, выжду время, да и вскрою гараж-то. В дом по первости ничего не потащат, чтобы жёны не запалили, припрячут в логове. А дождаться глухой ночи и расковырять замок – дело плевое…
До темноты Махорка успел все. Сгонять до вагончика, запастись отмычкой, парой перчаток и самодельным кистенем – признать в гирьке на цепочке оружие, смертельно опасное в умелых руках, сообразил бы не всякий мент. И чифирьку с собой в термосе захватить – чтобы не задремать раньше времени.
Место для наблюдения Махорка выбирал долго, со знанием дела. Наконец, он решил расположиться в арке напротив, рядом с мусорными мешками. Со стороны – обычный пьяный бомж, задремал, где нажрался. Товарищ Лютый, дорогой командир, оценил бы маскировку… да только спит товарищ командир в чужом краю, в яме, засыпанной серой глиной, и даже креста на могиле нет. Ждать пришлось долго, луна успела подняться и спрятаться за домами, Махорка озяб и клевал носом. Наконец раздался рокот мотора – кореша-рабочие подъехали на допотопной серой «Волге» и припарковались у траншеи. Ящик они подымали на веревках чуть ли не час, дважды груз срывался и падал в яму. Махорка уже подумывал, не предложить ли помощь, но с третьего раза груз оказался на поверхности и кое-как влез на заднее сиденье машины. Вот и славно! Челноки маленькие, гаражей там и сотни не наберется. Сперва так обойду, вдруг повезет «на нахалку», а нет так поутру поспрошаю у мужиков … и готово. Сами все расскажут и покажут.
До Челноков пешком – минут сорок хорошим шагом. Обыкновенно Махорка тащился час, кашляя и задыхаясь, но нынче ночью азарт добычи словно омолодил его. Шаркающая походка бомжа сделалась по-кошачьи упругой, дыхание выровнялось, даже зрение стало острее. Не хватало ПБ, боевого ножа и приказа по части. Но нынче Махорка был сам себе командир и вряд ли кто из парней одобрил бы его вылазку.
Челноки давно спали, кое-где перелаивались собаки, ухали сычики, пару раз проезжали припозднившиеся такси. Осмотр Махорка решил начать с дальних гаражей, у самого выезда, дальше пойти по кварталу зигзагом до Щебетовского переулка. А ту сторону дороги оставить на завтра – все равно далеко не уедут, дятлы.
Дальний квартал гаражей подле сотого дома был чист. Из-за одной двери доносилось позвякивание гитары, веселая болтовня молодых голосов, оттуда явственно тянуло марихуаной. Из-за другой стонали и всхлипывали – кому-то доставляли нешуточное удовольствие. Но никаких знаков дележки клада.
Квартал у сто шестого дома тоже не обрадовал Махорку – там не нашлось вообще никого, кроме пары настырных шавок. И рядок подле сто десятого дома пустовал – тишь да гладь. Ни души. А времени между тем – пятый час, ещё часок и пора сворачивать поиски, народ потянется на работу. Перебравшись через пару древних, протухших луж, Махорка вернулся к девяносто четвертому дому – такой же безликой, серой, длинной пятиэтажке, как и большинство домов в районе. Десяток жестяных ангаров выстроились рядком, два отстояли поодаль. Тишина стояла глухая, мертвая. Но луч тусклого, желтоватого света пробивался сквозь приоткрытую дверь углового гаража.