– Но я ведь буду с тобой, – пылко возразила Ленка.
– Вдвоем гораздо опасней, чем одному.
– А мне плевать!
– Все будут против нас, даже те, которые будут улыбаться нам в глаза, пряча за спиной…
– Плевать!
– Пряча за спиной ножи, – закончил Громов, сердясь на себя за многословие. Когда мужчина пускается в длинные объяснения, он демонстрирует свою нерешительность. А женщины этим пользуются. Нелюбимые жены и любимые дочки. Ты твердо говоришь «нет», а потом послушно пляшешь под их дудку, и то, что твое лицо сохраняет независимое выражение, ничего не меняет.
– Папа, – прошептала Ленка, – пожалуйста.
Громов покосился на ее кулачки, прижатые к груди. Казалось, костяшки пальцев вот-вот прорвут натянутую до предела кожу.
– Иди достирывай, – буркнул он, вставая и отворачиваясь к окну, – пока есть время.
– Это значит…
– Это ничего не значит, – отрезал Громов. – Сначала я повидаюсь с Чуркиной, а там видно будет.
– Спасибо, папочка!
Услышав бойкий перестук пяток дочери, метнувшейся по коридору в ванную, он покачал головой и усмехнулся. Закрыв глаза, было легко представить Ленку совсем маленькой. Они собираются в кино, в зоопарк или в планетарий.
Улыбка сползла с губ Громова, когда он вспомнил, что отправляются они не развлекаться, а искать Ленкиного мужа, пропавшего без вести. В Казахстан, к черту на кулички.
– Вот тебе и зоопарк, – прошептал он, натягивая куртку и поднимая воротник, хотя находился пока что не на пронзительном мартовском ветру, а в теплой, уютной квартире своей дочери. Очень взрослой, очень упрямой дочери. Если в ней и сохранилось что-то от прежней Ленки, то это детская вера в чудо. Коль ты отец, то ты должен быть по совместительству и волшебником. Хотя бы для одного-единственного человека на свете. Для своей дочери.
Машинально прикоснувшись к рукоятке пистолета под курткой, Громов направился к двери. Самое удивительное, что при этом он опять улыбался, а причин для этого вроде бы не было, ни одной.
Глава 7
Не ждали
В тридцать три года женщина знает о сексе значительно больше, чем ей того хочется, особенно если она привлекательна и общительна.
Уж кто-кто, а Наталья Чуркина не страдала отсутствием опыта подобного рода, так что удивить ее чем-либо было трудно. Принимая жизнь такой, какой она является на самом деле, она не стала делать трагедию из того, что Игорь Корольков не принадлежит к числу мужчин, которых принято называть неутомимыми любовниками. Когда он разыскал ее и остался ночевать впервые, она была слишком счастлива, чтобы придавать значение таким мелочам, как скомканные половые акты, прерывающиеся на самом интересном месте. Ее бывший одноклассник был щедр, богат, почти равнодушен к спиртному и, главное, холост. Ничего, что его некогда румяные щечки свесились на манер бульдожьих. Плевать, что волосы поредели и стали похожими на свалявшуюся паутину. Это был тот самый Игорек, который после выпускного вечера первым расстегнул на Наталье лифчик и признался ей в вечной любви. Разве такое забывается? Кто думает так, тот плохо знает женскую натуру.
Десять лет брака с горьким пьяницей не убили в Наталье стремление любить и быть любимой. Наоборот, осознание того факта, что выписанный из квартиры муж валяется где-нибудь под забором в то время, как она резвится с любовником на брачном ложе, кружило ей голову, заставляя сердце биться сильнее. Наташины глаза сияли от счастья, с ее уст срывались нежные слова, грудь вздымалась, тело трепетало, отзываясь на скупые ласки Королькова. Подобное состояние способны описать лишь авторы сентиментальных романов, которые сами постоянно сияют и трепещут. Они же хорошо знают, какой мучительной бывает разлука влюбленных. И какая это радость – каждая новая встреча.
Корольков возвратился в Курганск через каких-то полторы недели после отъезда и, пряча глаза, признался Наталье, что не мыслит без нее своего дальнейшего существования. Его левая щека при этом нервно подергивалась. Нынче он бродил по чуркинской квартире в одних носках, проверяя, насколько плотно задернуты шторы на окнах, и глухо бубнил:
– О том, что я у тебя, не должна знать ни одна живая душа, слышишь?
– Ты уже сотый раз это повторяешь, – напомнила Наталья. Она только что возвратилась из ванной, где завершила одно небольшое дельце, не доведенное любовником до конца, и теперь испытывала приятную расслабленность.
– Повторение – мать учения, – сказал Корольков, принимая позу аиста, чтобы хорошенько почесать одну ногу об другую.
– А почему такая секретность? – спросила Наталья. «Смотря что повторять и как», – подумала она при этом, но высказывать мысли вслух не стала. Взрослая женщина в состоянии решать свои проблемы самостоятельно. Все, кроме финансовых.
Корольков поднял вторую ногу, почесал ее тоже и загадочно произнес:
– На то есть причины.
– Может, ты иностранный шпион?
– Агент национальной безопасности. – Щека Королькова дернулась. – Нужно только не бриться пару недель, и все – готов к выполнению любых заданий.
– А если без шуток? – спросила Наталья, укладываясь на кровать в классическую позу рембрандтовской Данаи. Живот у нее пока что раздался не настолько, чтобы его прятать, а грудь была именно такой, какую не стыдно выставлять напоказ. У нее были глаза сытой кошки, наблюдающей за прохаживающимся поблизости голубем. Кончики ушей, проглядывающие сквозь каштановые волосы, малиново светились.
Корольков вперил взгляд в ее пупок и спросил:
– Ты действительно хочешь знать правду?
– Конечно. Ты ведь мне не чужой.
Наталья погладила себя по животу.
– Ты мне тоже, – сказал Корольков, отводя глаза в сторону. – Между близкими людьми не должно быть никаких недоговоренностей, никаких тайн. – Придерживая непослушную щеку рукой, он криво усмехнулся.
– У тебя есть тайны? – оживилась Наталья.
– Не от тебя. Если, конечно, у нас все серьезно.
– Серьезно. – Это было произнесено без запинки. – Очень.
– Все радости и горести пополам, так?
– А как же иначе? – удивилась Наталья. В ее непринужденной позе появилась некоторая скованность.
Корольков вновь затеял хождение вокруг стола, отрывисто говоря:
– Я очень богатый человек, Наташенька, но вынужден скрывать это. Ты сама знаешь, какой бардак творится в стране. Стоит кому-нибудь совершить удачную сделку, как вокруг начинают увиваться налоговики, обэповцы, бандиты.
– Как стервятники, – подсказала Наталья сочувственным тоном.
– Хуже. Настоящие гиены без страха и упрека. И все они хотят урвать свой кусок, все они жаждут моей кровушки.
– Может быть, ты преувеличиваешь?
– Ха-ха-ха! – воскликнул Корольков утробным голосом актера, изображающего демона на сцене провинциального театра. – Посмотри любую сводку криминальной хроники. Того предпринимателя взорвали, этого застрелили…
– Да, – встрепенулась Наталья. – Недавно показывали передачу про одного московского бизнесмена, который влез в долги и попытался скрыться. Так его подстерегли в подъезде дома, где он прятался у сожительницы, и расстреляли из автомата. Прямо возле двери, представляешь? Дверь – в щепки, на полу лужа крови. Бедная женщина…
– Так это была женщина? – Корольков застыл посреди комнаты, едва не задевая макушкой люстру. – А фамилию ты случайно не помнишь?
– Чью фамилию?
– Предпринимательницы, которую ухлопали в подъезде.
– При чем тут предпринимательница? – удивилась Наталья. – Это мужчина был, солидный, довольно упитанный. Кровищи из него натекло, ужас!