Я вогнал лопату в землю, вздрогнув от чавкающего звука – как будто лопату сейчас засосет внутрь. Копать было тяжело. Верхний слой смерзся за долгие холодные ночи. Глубже почва оказалась каменистой, сплошной щебень и сланец. Ди копала вместе со мной. Семейный подряд. Мы копали молча, вгрызаясь в землю, как терпеливые шершни. Из-под лопат расползались червяки, слизни и прочие растревоженные ночные насекомые. Они трепыхались в земляных комьях, которые мы выбрасывали наружу, разворошив их привычный мир. Часть сыпалась обратно в могилу, прямо нам на руки, на голову, заползала за шиворот. Отряхиваясь, я мысленно клялся, что завещаю себя кремировать, когда придет время.
Ди наткнулась на крышку первой. Звук чиркнувшей по твердому дереву лопаты будет звучать у меня в ушах до конца жизни. Врагу не пожелаю его услышать, особенно если крышка принадлежит (предположительно) вашему собственному гробу. Мы замахали лопатами наперегонки, чтобы побыстрее покончить с пыткой. Раскидывали землю, комки поменьше разгребали прямо руками. И снова я себя отругал, как дома у Тео, что не прихватил перчатки. Но мне повезло больше, чем Ди, у меня хоть ногти были короткие, а у нее под ногтями быстро нарисовались черные жирные полумесяцы.
С винтами на крышке пришлось повозиться. Я и крутил, и долбил по ним, пока не порезал пальцы. Слизывая кровь, я попытался разглядеть царапины при слабом ночном свете. Если жизнь в городе мне привиделась, то царапины будут заживать как минимум неделю. Если же они исчезнут к утру…
В конце концов винты подались, уступив ударам и проклятиям. Я уселся на землю, отдуваясь.
– Боишься? – спросила Ди, посмотрев на меня.
– Душа в пятки, – подтвердил я.
– Я тоже. – Ее била дрожь. Я притянул ее поближе к себе, обнимая. – Если там что-то лежит… – начала она.
– Нет там ничего. Ты сама меня убеждала… еще там, дома, помнишь?
– Помню. Там в это верилось. А здесь, когда кругом мертвецы и крышка развинчена… Мартин, а вдруг…
– Молчи. Поздно теперь сомневаться и беспокоиться. – Я глубоко вдохнул, но это не помогло. – Готова?
Ди молча кивнула, и я откинул верхнюю половину крышки.
Изнутри скалился скелет.
Ди с громким воплем попятилась назад. Наткнувшись на стенку свежевырытой ямы, она развернулась и выкарабкалась наружу. Там ее вырвало. Я услышал, как она рыдает, выдирая клоками траву.
Я воспринял увиденное спокойнее, потому что отчасти этого и ждал. В гробу лежало почти истлевшее тело, уже практически скелет. Череп был немного свернут на сторону, в шее виднелась трещина. Руки безмятежно покоились на груди. К черепу липли клочки волос, не желающие смириться с неизбежным. Длинные иззубренные ногти. Пустые глазницы. Копошащиеся в останках слизни.
Я вылез из могилы и наклонился над Ди, беспомощно хватающей ртом воздух. Бесстрастный, собранный, отбросивший сомнения. Ее версия дарила надежду на здравый, благополучный исход, но я с самого начала видел призрачность этой надежды.
Ди подняла голову, кривя мокрые от рвоты и слюны губы, и посмотрела на меня дикими темными глазами. В них плескались страх, замешательство и недоверие. А главное, ненависть ко мне, к существу, принявшему облик ее мужа.
– Кто ты такой? – прошипела она. – Что ты за тварь такая?
– Не знаю. Спустись назад в могилу.
– Что? – завизжала она.
– Ты должна опознать тело.
– Ты спятил!
– Я должен знать точно. Мало ли кто там. Нужно, чтобы ты его опознала.
– Это могила Мартина! Гроб Мартина! Кто еще там может лежать?
– Прошу тебя, Ди. – Я подал ей руку.
Она резко оттолкнула ее:
– Не тронь меня! Не приближайся! Ты не Мартин. Ты вообще не человек. Ты…
Я дал ей пощечину. Я не хотел, но надо было прекратить начинающуюся истерику. Недолго мне удалось пожить в шкуре Мартина Робинсона, но кем бы я здесь ни был, теперь я снова стал Капаком Райми, гангстером, кандидатом в преемники Кардинала. И мне нужен был ответ.
Ди уставилась на меня в ужасе.
– Ты меня никогда не бил, – прошептала она.
– Все меняется. Я просил по-хорошему. Теперь я приказываю. Осмотри тело.
Молча, прикрывая щеку рукой, она подползла к краю, заглянула в могилу – и зарыдала. Пара слезинок упала в яму, в пустые глазницы черепа.
– Это Мартин, – простонала Ди.
– Как ты поняла?
– Его руки. На груди. Там его обручальное кольцо на пальце.
– Кольцо могли надеть на кого угодно. Это не доказательство.
– Это Мартин, – повторила она уже твердо. – Только скажи, что это не он, – Ди выпрямилась, буравя меня взглядом, – и я тебя убью.
Я осторожно кивнул и сел рядом с могилой, свесив ноги в яму. Меня больше не терзали ни страхи, ни сомнения. Я снова стал бесстрастным, хладнокровным исполнителем, отнявшим два дня назад пару жизней. Что-то во мне щелкнуло, когда откинулась крышка гроба. Вероятность того, что я Мартин Робинсон, улетучилась, и я моментально вышел из роли, как актер по окончании спектакля.