Они были очень похожи — Ришелье и отец Жозеф. Оба наделены пылким воображением и вместе с тем холодным, расчетливым умом. Ришелье импонировало в отце Жозефе буквально все: бескорыстие и широта мысли, редкая настойчивость и трудолюбие, преданность своему призванию, знание жизни и всех изгибов человеческой души. Одержимый католик, отец Жозеф обладал даром воздействия на людей, повергая самых непокорных к ногам Христа. Его замыслы всегда были грандиозны, а казавшиеся непреодолимыми преграды и трудности лишь удесятеряли его энергию. В то же время он был способен вникать в мельчайшие детали, ничего не упуская из своего поля зрения. Одним словом, встреча в аббатстве Фонтевро была поистине подарком судьбы как для отца Жозефа, так и для Ришелье.
Не исключено, что именно отец Жозеф познакомил епископа Люсонского с кардиналом Пьером де Берюлем, своим бывшим однокашником, порекомендовав его руководителем основанной Ришелье в Люсоне семинарии.
Берюль, один из ближайших советников Марии Медичи, сыграл немаловажную роль в судьбе Ришелье. Именно он введет епископа Люсонского в окружение королевы, сумев растопить лед предубеждения в отношении протеже кардинала дю Перрона. Правда, сам Ришелье, как и многие преуспевающие карьеристы, не любил впоследствии вспоминать услуги, оказанные ему Берюлем, да и всю их прошлую дружбу. Он вообще не был подвержен влиянию чувств, когда речь шла о политической игре. Трезвый расчет всегда определял не только его действия, но и отношения с людьми. Случалось, его любили. Он, за редким исключением, не любил никого. Все обычные человеческие чувства с молодых лет занимали мало места в его душе. Ришелье владела одна-единственная страсть — властвовать над людьми, вершить не только их судьбами, но и судьбами страны.
По мере восхождения к власти он будет оставлять одного за другим всех друзей молодости. Он сделает это легко, без всякого сожаления. Просто забудет о них. Ему не нужны друзья. Он нуждается только в способных помощниках. Единственным исключением станет отец Жозеф, в отношении которого можно все же усомниться: друг он или верный слуга? Так или иначе, но мрачноватый, немногословный капуцин до конца дней, словно тень, будет следовать за тем, кого он считал выдающимся человеком своего времени.
В последних числах мая 1610 года Ришелье получает ошеломляющее известие от своего викария Бутилье де а Кошера, направленного им ранее в Париж по делам епархии. В письме, датированном 16 мая, викарий сообщает епископу, что 14 мая на одной из парижских улиц некий Франсуа Равальяк ударом кинжала убил короля, прогуливавшегося в своей карете.
Убийство произошло накануне отъезда Генриха IV в армию, сосредоточенную в Шампани для похода в Рейнскую область и испанские Нидерланды. Король намеревался нанести второй удар могуществу Австрийского дома, что вызывало самые серьезные опасения как в Мадриде, так и в Вене, поспешивших принять превентивные меры.
Как нередко бывало в истории, предвоенный кризис был облечен в весьма романтическую оболочку.
1609 год. У 56-летнего Генриха IV, известного многочисленными любовными похождениями, вызывавшими бешеную ревность его молодой жены, появилась новая страсть — 14-летняя Шарлотта де Монморанси. Неписаные правила запрещали королю брать в любовницы незамужнюю девушку из хорошей семьи. Предварительно ее нужно было выдать замуж, позаботившись о приискании снисходительного мужа. Шарлотта была помолвлена с одним из ближайших друзей короля Франсуа де Бассомпьером, имевшим репутацию большого повесы. Генрих IV сумел расстроить готовившийся брак и выдать предмет своей страсти замуж за принца Конде, своего ближайшего родственника, казавшегося ему покладистым и незлобивым. Последующее развитие событий показало, насколько король ошибся в своих расчетах.
Конде решительно отказался играть уготованную ему роль. Вскоре после женитьбы он покинул двор и уединился с женой в одном из своих многочисленных владений. Ярость короля не знала предела. Он стал настаивать на немедленном разводе супругов Конде, которые, прекрасно зная крутой нрав короля, тайно покинули Францию и нашли убежище в испанских Нидерландах.
Бегство принца и принцессы Конде получило широкий резонанс. Европейские, и прежде всего испанские, политики увидели возможность возобновления внутренних распрей и последующего ослабления Франции. Назревал военный конфликт между Генрихом IV и домом Габсбургов. Король собирал армию для вторжения в бельгийские провинции. Отъезд Генриха IV в армию был назначен на 19 мая 1610 г. На время своего отсутствия в Париже он решил оставить в качестве регентши при малолетнем сыне его мать и свою жену Марию Медичи. 13 мая в королевской базилике Сен-Дени была назначена соответствующая церемония. По этому случаю город был украшен: на скорую руку воздвигнуты триумфальные арки из дерева и искусственные фонтаны; повсюду множество цветов. «Никогда, — писал в своих воспоминаниях Ришелье, — собрание дворянства не было столь представительным, как на этой священной церемонии, никогда принцы не были более парадно одеты, а принцессы и дамы — украшены драгоценностями; кардиналы и епископы украшают это собрание; уши наполнены очаровательной музыкой и песнопениями; ко всеобщему удовлетворению, разбрасываются золотые и серебряные монеты».
Месяц спустя Мария Медичи призналась послу великого герцога Тосканского, что это был самый прекрасный день в ее жизни. Король же, на что многие обратили внимание, нервничал, часто вскакивал с места, бросал на присутствующих подозрительно-недоброжелательные взгляды. В один момент он неожиданно взял на руки малолетнего дофина и, подняв его высоко, чтобы видели все, произнес в наступившей тишине сильным голосом: «Господа, вот ваш король!»
Вернувшись в Лувр, как сообщает историк Жюль Мишле, Генрих провел бессонную ночь, тщетно пытаясь уснуть. Утро 14 мая не принесло успокоения. К тому же посетивший отца побочный сын де Вандом совсем некстати рассказал, что какой-то прорицатель по имени Лабросс же который день предрекает близкую смерть короля, Генрих пытался шутить: ему не первый раз пророчили насильственную смерть, все обойдется…
Полуденный завтрак проходит как обычно, но король рассеян и явно не слушает разговоров присутствующих. В четыре часа дня Генрих изъявляет желание прогуляться и приказывает заложить экипаж. Он намерен навестить Сюлли, который, кажется, болеет. Но потом неожиданно меняет первоначальный план и приказывает ехать к банкиру Поле, точнее — к его рыжеволосой красавице дочери. Погода стояла солнечная, теплая, и король просит раздвинуть кожаные занавеси. В карете с ним мсье де Монбазон и герцог д'Эпернон. Они оживленно беседуют, не замечая, что за ними неотступно следует одетый в плащ человек. На одном из перекрестков карета короля приостанавливается, в этот момент ее дверца внезапно раскрывается и Генрих IV получает первый удар кинжалом, нанесенный стоящим на ступеньке неизвестным. Это Равальяк. «Я ранен!» — вскрикнул король и инстинктивно поднял левую руку, защищаясь от нападения. Этот жест оказался роковым для него. Равальяк молниеносно наносит второй удар, кинжал пронзает сердце, смерть наступает мгновенно. Преступник пытается скрыться, но его хватают. Опомнившийся наконец д'Эпернон накрывает тело короля плащом и приказывает немедленно следовать в Лувр. Он кричит шарахающимся в сторону прохожим: «Король ранен!»
Королева в это время пытается унять приступ мигрени беседой с мадам де Монпансье, своей компаньонкой. Поначалу она думает, что привезли ее сына, и цепенеет от ужаса, но мадам де Монпансье, посланная узнать, что произошло, успокаивает ее: «Это не ваш сын, это король». Мигрень переходит в истерику, завершившуюся тяжелыми рыданиями. Королева беспрерывно повторяет: «Король умер…» Очевидцы рассказывали, что канцлер Брюлар де Силлери учтиво возразил ей, указав жестом на дофина: «Пусть Ваше Величество меня извинит, но во Франции короли не умирают. Да здравствует король!»
Весть об убийстве Генриха IV произвела на Ришелье сильнейшее впечатление. Сколь молод он ни был, но вполне мог оценить значение деятельности короля-реформатора для страны, его очевидное превосходство по крайней мере над тремя его бездарными предшественниками. Уже тогда Ришелье именовал Генриха IV не иначе как «великий король». С годами Ришелье сумеет в полной мере воздать должное тому, чье дело он продолжит. В своих «Мемуарах» Ришелье отмечал, что смерть Генриха IV «одним ударом уничтожила замыслы и усилия всей его (короля. — П. Ч.) жизни, чем не преминули воспользоваться его враги, уже почти побежденные».