Занятия начались осенью. Годы потрясений сказались на состоянии дел в Парижском университете и связанных с ним коллежах, в том числе Наваррском. Преподаватели в, большинстве своем оставили Париж вслед за учениками, распущенными по домам. Остались лишь немногие энтузиасты. Культурные и духовные потери восстанавливаются труднее и медленнее материальных. Тяжелые последствия опустошения храмов науки будут сказываться еще многие годы.
Обучение в Наваррском коллеже было преимущественно светским. Ученики изучали грамматику, искусства и философию. Помимо Катехизиса читали Цицерона, Горация, Квинтилиана и других античных авторов. В коллеже принято было говорить только на латыни. Программа предусматривала изучение древнегреческого языка, который вошел в моду благодаря популярным литераторам Бюде, Рамю и Ронсару. Воспитанники коллежа должны были владеть основами стихосложения и прозы. У них развивали способность к полемике и ученому спору. Под руководством преподавателей подростки вели подлинные словесные баталии на заданные темы.
Чаще всего воспитанники коллежа ограничивались двумя циклами обучения — грамматикой и искусствами, рассчитанными на четыре года. Третий двухгодичный цикл — философский — одолевали немногие. Впрочем, это было не обязательно для дальнейшей карьеры. Курс философии включал изучение логики и основ наук. Обучение сводилось к чтению в подлиннике и комментированию Аристотеля: в течение первого года молодые люди разбирали «Категории», затем «Аналитики», «Топику» и «Этику»; на втором году цикла — «Физику» и «Метафизику», после чего наступал черед сочинений Евклида. Юных «философов» готовили к публичным выступлениям по широкому кругу научных и теологических вопросов.
Система обучения в Наваррском коллеже отличалась строгостью и даже суровостью. Независимый характер Армана дю Плесси с трудом мирился с нравами, царившими там. Живой, подвижный, вспыльчивый подросток не выносил принуждения. На него можно было воздействовать только ласками и похвалой, но не угрозами и страхом. «У него были жажда к похвалам и страх получить выговор, что держало его в состоянии постоянного напряжения, — отмечал один из биографов Ришелье аббат Мишель де Пюр. — Он резко выделялся среди своих сверстников. То, что его одноклассники делают по-детски, он делает методично; он отдавал себе полный отчет во всем, что делал и говорил Когда его о чем-нибудь спрашивали, он всегда обдумывал ответ и обескураживающими репликами умел предупредить последующие вопросы». Амери канский ученый Элизабет Марвик, проводившая в наши дни психоаналитическое исследование первых лет жизни Ришелье, пришла к выводу, что уже в детстве у него обнаружилось сильное стремление к лидерству- В коллеже, а затем и в академии Плювинеля он всегда хотел быть только первым.
Наибольших успехов Арман дю Плесси добился на втором цикле обучения. Ему было всего 12 лет, когда его отметили, выбрав певчим который должен был сопровождать ректора коллежа Жана Ивона и ученых членов Сорбонны на церемонии посещения усыпальницы французских королей в Сен-Дени.
В числе немногих юный дю Плесси изъявил желание продолжить учебу на третьем цикле. Он с головой окунулся в изучение философии. Видимо, в память об этом юношеском увлечении кардинал Ришелье откроет в Наваррском коллеже кафедру теологических диспутов в 1638 году.
К моменту окончания коллежа Арман блестяще знал латынь, прилично говорил по-итальянски и по-испански. Подлинной страстью пытливого юноши стала история. Античную историю он знал во всех деталях и часами мог увлеченно рассказывать о тех или иных событиях прошлого. Познания Армана в этой области не уступали знаниям лучших ученых того времени.
Пребывание в коллеже повлияло на характер Ришелье. Уже в те годы он проявил себя упорным и стойким в самых трудных ситуациях. Тогда же обнаружилось его свойство ничего не забывать и тем более ничего не прощать. Современники свидетельствуют, что от пронизывающего взгляда его больших серых глаз становилось не по себе даже пожилым мэтрам коллежа.
Когда учеба подошла к концу, Сюзанна де Ришелье собрала семейный совет для обсуждения дальнейшей судьбы Армана. Было решено направить его по военной стезе, что полностью отвечало и намерениям самого юноши. Арман получил титул маркиза дю Шиллу, по названию местечка, отошедшего к семье Ришелье еще в конце XV века.
Новоиспеченный 15-летний маркиз пристегивает шпагу и берет на службу двух лакеев, а мать и дядя определяют к нему нового воспитателя-секретаря — некоего сьера Ле Масля. Арман оставляет гостеприимный дом дядюшки Амадора и снимает несколько комнат в доме дядиного друга и коллеги Бутиле — адвоката парижского парламента. Он определяется в академию Плювинеля, и из заботливых рук ректора коллежа Жана Ивона юноша переходит под попечительство ректора академии Антуана дю Плювинеля.
Скромный дворянин из Дофине открыл свое учебное заведение с целью подготовки кавалерийских офицеров для королевской армии. Сам бывший военный, непревзойденный наездник и прекрасный фехтовальщик, Антуан дю Плювинель с молодых лет много путешествовал, служа при различных европейских дворах. При Генрихе III он исполнял обязанности первого шталмейстера. Генрих IV доверит Плювинелю физическое и военное воспитание своего сына — будущего короля Людовика XIII. Он поддержал замысел старого вояки открыть школу для подготовки офицерского состава и даже предоставил некоторые средства. Королевская казна ежегодно выделяла на каждого «студента» от 800 до 1000 экю.
Плювинель был горячим приверженцем голландской военной школы — наиболее передовой по тем временам, а также методов итальянских преподавателей, поскольку в молодости сам учился военному делу в Неаполе. Однако в академии обучали не только военному делу. Наряду с усиленной военно-физической подготовкой Плювинель давал своим питомцам то, что мы сейчас называем «уроками мужества», воспитывая у них чувство патриотизма и гордости за военную историю своей страны. Талантливый рассказчик, наделенный актерским даром, Плювинель живописал события военной истории Франции. После строгого коллежа с постными лицами учителей молодые люди с восторгом приняли жизнерадостного и остроумного Плювинеля. С раскрытыми ртами слушали они яркие рассказы о лучших дворянах Франции — Бельфорах, Монморанси, Бассомпьерах, ставших символами чести и достоинства. Юноши хотели подражать им, мечтая повторить их подвиги.
Самое пристальное внимание Плювинель уделял светскому воспитанию своих подопечных. И здесь столь же легко он обходился без нудных нотаций и поучений, поскольку отличался изысканностью манер и безупречным вкусом. К его мнению прислушивались и при дворе. Известные модники и модницы с тревогой ловили его взгляд в ожидании одобрения или насмешки. Одним только словом, улыбкой или жестом он мог выразить суждение о высоте шляпы, о завитости перьев или длине плаща, о накрахмаленности воротника и о многом другом.
В опытных руках этого прирожденного воспитателя ученики незаметно для себя приобрели привычку к порядку, к размеренной жизни без излишеств. Именно Плювинелю Арман обязан выработанной им способностью сохранять спокойствие и даже невозмутимость в самых трудных ситуациях.
Юный маркиз дю Шиллу получал огромное удовольствие от занятий в академии Плювинеля. Сыну, внуку и правнуку военного, ему было предназначено стать одним из «людей шпаги», которых он сам считал элитой французского дворянства. Поэтому он увлеченно постигал уроки любимого учителя, которые должны помочь осуществлению его мечты. Любви к военному делу, привычкам и вкусам, привитым ему в академии, Ришелье останется верен до конца своих дней.
В 1602 году жизнь 17-летнего маркиза дю Шиллу внезапно и кр>то изменилась. Старший брат Армана, Альфонс, неожиданно отказался занять уготованное ему место епископа в Люссне. Здесь необходимо сделать небольшое отступление, поясняющее суть происшедшего, определившего дальнейшую судьбу нашего героя.
Примерно в 1584 году или, может, несколько ранее Генрих III, желая отметить главного прево, предоставил ему в наследственное владение Люсонское епископство. Королевская казна была пуста, и король нашел оригинальное средство поощрения наиболее верных слуг: стал раздавать в наследственное владение аббатства и епископства. Благо, Болонский конкордат 1516 года, заключенный Франциском I с римским папой, обеспечил французской галликанской церкви определенную автономию от Рима, а королю Франции — право назначения на высшие церковные посты своих кандидатов, которые, правда, должны были получить одобрение в Ватикане. Таким образом, церковные доходы и бенефиции, поступавшие в распоряжение короля, становились средством вознаграждения дворянства- Обычно в награду давались аббатства. Дарование епископства было редкостью и свидетельствовало об особом благоволении короля.