Бекетов. Нисколько.
Монтер работает.
Остроушко. Вот ведь штука, вентилятор... Жаркий день — прохлада. Газон, я считаю... А вот авария — и нет газону...
Бекетов (улыбаясь). Озона, Захар Ефимович. Газон — это трава, гладко подстриженная трава.
Остроушко. Гладко — это здорово. Интересно. Так говорите, озон? Интересно. Так вот, замыкание — и нет газону... Ветра нету, дуновения, я считаю...
Бекетов (перейдя в кресло, стараясь читать записку). Да? Именно... Нет дуновения...
Остроушко. Техника, она, как говорят, на грани... А что, Илларион Николаевич, машины наши — это фантастика? Вы как считаете?
Бекетов. Почему же фантастика?
Остроушко. Так ведь стоят на полях?
Бекетов. А ты откуда знаешь?
Остроушко. Весь завод знает.
Бекетов. Так уж и весь?
Остроушко. Конвейер стоит. Слух по заводу нехороший. Нормы перевыполняли, премии, передовиками были. А куда все это? Коту под хвост, я считаю... Депрессия.
Бекетов (смеясь). Что, что?
Остроушко. Ну, безобразия, одним словом. Обижается народ, работали, трудились и вдруг такое происшествие.
Паша. Это верно, обидно.
Остроушко. Паша, твое дело — вентилятор. Критику не наводи.
Бекетов. А тебе можно, Захар Ефимыч, наводить критику?
Остроушко. А чего ж нет, я комендант.
Бекетов (понимающе). А-а, да. Тебе можно.
Остроушко. Придется ответ держать.
Бекетов. Придется, Захар Ефимович, придется.
Остроушко. Ответ — не обед, не разгуляешься.
Паша (включая вентилятор). Готово, Захар Ефимович.
Остроушко. Простая вещь — техника. (Любуется вентилятором.) Всю жизнь уважение к ней имел.
Бекетов. А чего ж в коменданты пошел? Шел бы в технику.
Остроушко. Уважал и опасался, Илларион Николаевич, (Останавливает вентилятор.) Сергея Ивановича прохладой обеспечили на все сто процентов.
Бекетов. Зачем остановили? Или для меня энергии жалко?
Остроушко. Зачем, Илларион Николаевич, жалко? К чему обидные слова говорите? Я считаю, энергии у нас хватит, тем более — конвейер стоит. Девать некуда энергию. Что вентиль? Для вас мельницу ветряную можно пустить, нехай обдувает. А вы — жалко! (Монтеру.) Пошли, Паша. (На пороге.) Я считаю, как ваше здоровье, Илларион Николаевич? Язвочка ваша?
Бекетов. Зажила...
Остроушко. Во, Паша. Минеральные воды! Техника! (Уходит с монтером.)
Бекетов (неопределенно). Язвочка... (Пытается читать.)
Входит Звенигородская.
Звенигородская. Приехал товарищ Шатров, из министерства.
Бекетов. Что ж вы там его держите? (Быстро выходит из-за стола, широко раскрывает дверь.) Прошу, прошу вас, Евгений Федорович... Прошу!
Входит Шатров. Звенигородская выходит.
Илларион Николаевич Бекетов. Главный инженер завода.
Шатров. Шатров.
Бекетов. А мы вас ждали.
Шатров. Лучше б не ждали.
Бекетов. Да, такая печальная ситуация.
Шатров. Привалов на заводе?
Бекетов. В обкоме. Должен скоро вернуться, Евгений Федорович. Да мы поторопим. (Открывает дверь.) Анна Романовна, позвоните в обком товарищу Кутасину, скажите Сергею Ивановичу, что Евгений Федорович Шатров приехал. (Закрывает дверь.) Прошу присаживаться. (Достает коробку папирос.) Прошу.
Шатров. Спасибо, не курю.
Бекетов. А я, знаете, закурил после излечения язвы. (Прячет папиросы, не закурив.)
Шатров. Вы, говорят, тяжело болели?
Бекетов. Да, понимаете. Целых два месяца пришлось лечиться в Железноводске. И как раз эти два месяца! Приступ был, обострение. (Присматриваясь к Шатрову.) Но это не снимает с меня ответственности...
Шатров. Мне сказали, что Привалов отпустил вас в Железноводск?
Бекетов (радостно). Да он просто выпроводил меня! Что вы сказали?
Шатров. Нет, ничего... Но что же все-таки произошло?
Бекетов. Ошибка, обидная ошибка. Но мы ее допустили — и мы будем отвечать. И в первую очередь я. Хотя юридически меня на заводе не было, и фактически, конечно, но, однако, я не думаю, чтобы с Сергея Ивановича можно было слишком строго спрашивать. Он прекрасный директор, правда, так сказать, пооторвался, ну, не пооторвался, а отошел немного от производства. Не всегда слушал правильные советы...