Вергюльага оторопел, два раза моргнул глазами и, верный себе, поставил Серчэ-ханум ультиматум, вроде того — хочу быть старостой… Но сказался возраст, Вергюльага со временем поглупел.
— Прошу вас, — сказал он, — больше не сниться мне, так как у меня есть невеста. Если узнает мой дядя, получится большая неприятность.
Серчэ-ханум сперва не поняла, она еще раз окинула более изумленным взглядом Вергюльагу, его длинную тень, отбрасываемую уличным фонарем, и хотела сказать что-то более ошарашивающее. Но они приблизились к фонарю, тень долговязого укоротилась, и гордая красавица изменила решение. Серчэ уставилась на Вергюльагу, затем, вскинув голову, рассмеялась.
— Буду сниться! — вырвалось у нее.
Вергюльага всполошился и потерял самоуверенность.
— Ради самого аллаха, не снись!
— Клянусь аллахом, буду сниться!
— Поверь, если дядюшка узнает, я погиб.
— Хоть умри, буду сниться.
Вергюльага молил. Серчэ-ханум не внимала.
Было бы полгоря, если бы испытание у фонаря кончилось категорическим капризом Серчэ-ханум.
Не успел на другой день Вергюльага войти в класс, как одна девушка громко произнесла:
— Буду сниться!
Класс взорвался. Вергюльага сел за свою парту в дальнем углу. Вошел учитель. Начался урок. Вдруг другая девушка, обернувшись, подмигнула Вергюльаге и четко произнесла:
— Буду сниться.
Можно ли удержать морскую волну, катящуюся к берегу? Еще, вероятно, трудней удержать волну молодого смеха. Класс дружно прыснул, затем расхохотался.
Вергюльага без переживаний выбросил из сердца гордую Серчэ-ханум. Он даже перестал замечать ее. Но девушки-одноклассницы не забывали его, они еще долго заставляли пылать его уши… Он постоянно слышал (в классе, на улице, в трамвае) одно и то же. Завидев его, проказницы хором кричали:
— Буду сниться!
Он шел домой безлюдными улицами, на ходу прыгал с трамвая и стремительно бежал, благо у него были длинные ноги.
Естественно, отвращение ко всяким сердечным чувствам укоренялось в нем с каждым днем… Он уже считал любовь неуместным явлением, а девушек — носителями всех злосчастий. Раз так, то им нет места в его сердце. С этим покончено.
Так вспыхнула и погасла молодость Вергюльаги. И поэтому глава эта остается без названия.
Бедняга, — возможно, скажете вы.
Может быть.
А почему «может быть»? — спросите.
Потому что Вергюльага другого мнения о своей молодости. Должен сказать — жизнь нашего героя мы будем изучать не простым глазом, а через лупу, и тогда, надеемся, вы согласитесь с нами.
Дело в том, что молодость товарища Ногталарова не прошла, как мы полагаем, абсолютно без любви.
Правда, это была не любовь в подлинном смысле, но, во всяком случае, что-то похожее на увлечение.
Разрешите, мы вывернем наизнанку молодость товарища Ногталарова, как давно сшитую, однако еще не надеванную одежду.
Юность Вергюльаги Ногталарова
Что же это было, заменившее любовь? Чем же увлекся Вергюльага? Какая страсть пленила его? А вот какая.
Незадолго до окончания десятилетки в школе созвали собрание учащихся. Цель собрания — сбор металлолома. Разбили учащихся на отряды и каждому определили его участок.
Отряд, в который входил Вергюльага, успешно опередил другие по количеству собранного металла и нашел время и возможность помочь соседним сборщикам.
На следующий день позвонили из конторы, ведавшей сбором металлолома, и попросили прислать одного из учеников отличившегося отряда.
Вергюльага выразил готовность пойти в контору. И побежал. Да, побежал. Еще не зная зачем, но чувствовал — зря не приглашают представителя лучшего отряда.
Чутье не обмануло его. Его ждал корреспондент городской газеты. Среди прочих вопросов корреспондент поинтересовался:
— Кто руководил вашим отрядом?
— Мы сами. Кто же будет нами руководить?
— Но кто-то был старшим? Как его имя, фамилия?
Вергюльага не задумался, не гадал, не припоминал:
— Его имя — Вергюльага Ногталаров.
Вскоре газета известила читателей, что «лучшим отрядом руководил товарищ Вергюльага Ногталаров». Товарищ Ногталаров!
Впервые он услышал со страницы газеты — товарищ Ногталаров! И запомнил эти два слова, как зовущие, возвышающие, весьма значимые.